Обещанный капитан явился до полудня и был благосклонно принят. Они договорились отплыть следующим утром, довольно рано, так что вечером Анна никуда не пошла и никому не сообщила о своей предполагаемой прогулке.
На корабле все оказалось именно так, как Анна и представляла: мужественный капитан, вышколенные матросы, белые паруса и бескрайнее море. Она стояла с сыном и служанкой на палубе и наслаждалась видом средиземноморских волн, пока сдавленный крик Луи-Гийома не заставил ее в ужасе повернуться. То, что она увидела, казалось невозможным: двое ее слуг лежали неподвижные, окровавленные на палубе, а сын и служанка стояли с заломленными назад руками и с ножами у горла. Разом побледневшая Анна перевела взгляд на капитана.
— Сударыня, — любезно сказал он, — мы приносим извинения за подобное обращение с вашим сыном, но это необходимо, чтобы наша с вами беседа не затянулась. Постарайтесь понять то, что я вам скажу, ибо повторять я не намерен. Так вот, ваша светлость должна понять, что прогулка по морю несколько затянется. Мы идем в Алжир. Там очень ценят белокурых француженок, особенно знатного происхождения, и очаровательных белокурых мальчиков, чем мы и воспользуемся. Кроме того, мне бы очень хотелось, чтобы вы выглядели как можно лучше, а для этого вам понадобятся ваши наряды и драгоценности. Я уверен, что мадам не откажется написать записку в гостиницу с приказанием выдать это подателю письма. И тогда мы сможем отправиться в путь.
Анна помотала головой, пытаясь выбраться из кошмара и проснуться, но ничего не получилось. Потом она поняла, что это не сон, и собралась уже резко ответить мерзавцу, но снова увидела нож у горла сына и едва не рухнула без чувств.
— Хорошо, — проговорила она. — Я сделаю это. Только отпустите их.
Капитан подал знак, и матросы повиновались. Только потом Анна поняла, что Луи все это время не плакал.
Они прошли в каюту капитана, где Анна своей рукой написала записку, прекрасно понимая, как это будет воспринято. Но, сохраняя жизнь Луи-Гийома, она сделает что угодно.
На следующее утро плавучая тюрьма отправилась на юг.
…Всю неделю, пока они плыли в Алжир, Анна просидела в каюте, держа на руках маленького Луи. Она боялась отпускать его даже ночью, как будто это могло помочь ей там, на берегу. Но сын не плакал, и только обнимал мать и гладил ее белокурые волосы. Служанка тихонько сидела в углу и изредка принималась плакать, и тогда у Анны тоже к горлу подступал комок, а сын принимался целовать ее.
Капитан заходил каждый день и был отменно учтив. Кормили их превосходно, и Анна, хоть и не чувствовала голода, принуждена была садиться за стол, хотя бы чтобы накормить сына, потому что без нее он есть не соглашался. Иногда к ним присоединялся капитан и развлекал их светской беседой, тогда как Анна молчала, боясь вымолвить хоть слово. Она не была уверена, что сможет сдержаться, а сердить пирата не хотела.
На седьмой день показался берег, и через несколько часов случилось то, что и должно было случиться: Анну разлучили с сыном. Она готова была на коленях умолять о милости, но взглянула в глаза капитана — и промолчала. Все было бесполезно.
— Привыкайте, сударыня, — все тем же любезным тоном сказал их мучитель. — Больше вы не увидите сына. Но судьба его, быть может, вовсе не так ужасна, как вам, вероятно, представляется. Он может попасть, после соответствующего обучения, конечно, к какому-нибудь купцу, или бею, или даже паше, и будет усладой его ночей. А может, его сделают янычаром, и он будет жить во дворце и защищать своего султана. Его будут уважать и бояться. Разве это не завидная участь для мужчины?
Слушая эту ужасную речь, Анна стиснула зубы и представила капитана в пыточном подвале отцов-инквизиторов. Ей сразу стало легче, даже голова перестала кружиться.
— Через неделю мы продадим вас и вашу очаровательную служанку на закрытых торгах. Там будут самые богатые и влиятельные люди, и они станут драться за обладание вами. Может, вас даже купит главный евнух султанского гарема — разве вас не прельщает подобная перспектива? Всю эту неделю вас будут готовить: хорошо кормить, купать в душистой воде, умащивать кожу, чтобы вы стали так же неотразимы, как в день вашей свадьбы. Не знаю, как вам, а вашей служанке это определенно должно понравиться. А сейчас я намерен хорошенько осмотреть вас, чтобы хотя бы примерно оценить вашу стоимость. Али-Сулейман!
