— Слышала же, дура, как я на крыльце лопатой стучал и запорами гремел.
— Крику не было, топоту не было, кулаков не было — приказу не было. Тово и не разжигал, хозяйна.
Гость пальцем поманил к себе Ерофеича и вполголоса спросил с масляным блеском в чёрных левантийских глазах:
— А ты, мужик, не из этих ли?
— Каких этих?
— Ну, из нетрадиционных.
— Гомосеков, что ли? Не… У нас за это резко опускают.
— То есть это не трансвестит?
— Кто тут свистит?
— Это не пацанёнок, спрашиваю?
— Баба она стопроцентная, хоть и на настоящую женщину непохожая. Только наполовину человек.
— А почему твоя тунгуска говорит о себе в мужском роде — «хотел», «забыл»?
— Она русскому языку у мужиков училась. Не слыхала, как бабы промеж собой по-русски разговаривают. Да и русских баб с детства почитай что в глаза не видела, только мужиков над собой знала, — глумливо хохотнул Ерофеич. — Фёкла, подъём!!! Гость в доме, а ей хоть бы хны! Как сидела камнем, так и сидишь. Топи печь и ставь стряпню, да сначала раздень нас с мороза.
3.1
Береста затрещала, сухие поленья тоненько запели, огромная печь загудела, как заведённый промышленный агрегат. Похоже, когда-то в этой русской печи готовили еду для целой артели работников. Да и чёрный от времени дубовый стол в избе был такой величины, что взвод солдат накормишь, если потесниться.
Крохотная женщина умудрилась ловко и быстро раздеть и разуть неуклюжих с мороза здоровенных мужчин, сунула рогачом тяжеленные чугуны в печку, раздула сапогом самовар на столе. Выставила нехитрую таёжную закуску на пластиковом китайском блюде.
— Стой! — заорал Ерофеич. — Что ты в печку бросила?
— Обрезки, крошки — мусор гореть.
— Скоко разов говорил — огонь не кормить! Тунгусской матушке-владычице огня молитву не читать! Объедки свиньям отдавать!
— Я не молитя. Я не шаман.
— У тунгусов бабы огонь кормят, а не шаманы. Не бреши мне! Только нечистую силу своей ворожбой в избу заманиваешь. И без того чертовщины вокруг полным-полно.
Странное существо глубже натянуло на уши вязаную шапочку с помпончиками и в упор глянуло на Ерофеича бойницами-прорезями век. За ресницами не видно было глаз. Под плоским носом была ещё одна прорезь — плотно сжатые узкие губы, которые так же не шевелились, как и веки не моргали.
— Вот так-то, с непокрытой головой при госте не ходить! Заговоры тунгусские не шептать! Меня не позорить. А теперь марш в свой закуток и сиди там как мышь под метлой, пока еда в печи не поспеет, — отдал приказание Ерофеич, щёлкая кедровые орешки ядрёными белыми зубами, которые стояли плотно в ряд — один к одному, все как на подбор.
Комнат в огромной избе не было совсем, по старорусской заведёнке. Только закутки с полатями, отгороженные полустенками, как стойла в конюшне, и закрытые ситцевыми занавесками.
Диковатое создание юркнуло в свой загончик и сгорбилось там комочком на медвежьей шкуре перед маленьким телевизором. Ситцевую занавеску прислужница прикрыла только наполовину. Переключала канал за каналом так быстро, что невозможно было взглядом схватить картинку на экране.
— Ей что в печку на огонь, что в телевизор пялиться, — крякнул с досады Ерофеич. — Ты, док, просто не замечай её, будто бы её и нет. Глядеть на неё тошно!
— У меня был кот, который любил мультики смотреть.
— Моя тунгуска тоже мультики любит. Особенно китайские. Да ещё моды всякие. И хихикает еле слышно, как та дурочка с тряпочкой.
— Спутниковая антенна хорошо ловит?
— Плохо. Идут только китайские каналы. Тунгуска особенно любит один такой китаянский — на эвенкийском языке. И чёрт его знает, о чём они там говорят, чему её учат. Может, и к недоброму подбивают.
— А по-русски хорошо понимает? — спросил гость, начёсывая волосы на розовую лысину, чтобы потом закрепить их заколкой-невидимкой.
— Сам же слышал — «моя-твоя-не-понимая»… С десяток русских слов в запасе, а так всё больше руками показывает, если ей что надо. При ней можешь смело обговаривать наши дела, как при каменном истукане. Всё равно ни до чего не допетрит.
— Как же ты с ней общаешься?
— Без единой закавыки! Она команды выполняет совершенно точно, как дрессированная псина, похлеще охотничьей лайки. Ты её не опасайся, док. Она зверёк хоть и дикий, вонючий, но полезный и не кусачий. Даже не огрызается, когда её бьют.
