На подворье нашем это была первая свадьба; мое отсутствие на ней, говорил отец, очень огорчило всех, в особенности же маму. Куда было бы лучше, если б первым женился старший сын., Но коль скоро получилось не так, то присутствовать-то на свадьбе младшего брата он, во всяком случае, должен!
Ведь такое в жизни человека бывает один раз, да и приготовились родители к свадьбе как следует, по обычаям Кукаары. Пусть, думали мать и отец, повеселятся молодые, поухаживают за девушками, попьют-поедят вволю, окажут хозяевам честь за все их заботы и расходы, пускай поглядят невестины родичи, как умеют встречать гостей отец и мать Никэ! И что же? Никэ возвращается в Кишинев и привозит оттуда на двух автобусах целую ораву студентов, решительно ломает все родительские планы. В один час заполняют пришельцы шумными цыганскими, шатрами весь двор, натягивают внутри них цепочку с электролампами, посреди устанавливают столы и стулья, а перед шатром вкапывают телеграфный столб, протягивают от него кабель прямо к дедушкиному колодцу, выкопанному в какие-то незапамятные времена, ввинчивают над ним электролампу величиной- со стокилограммовую бомбу. После этого Никэ заходит в избу и объявляет родителям, что свадьба его будет праздноваться ночью, и не раньше, чем за полночь, в двадцать четыре ноль-ноль, — так, мол, теперь играются все свадьбы.
— Что ты с ними поделаешь? — сокрушенно вздыхал отец. — Теперь вся власть, как раньше помещикам, принадлежит молодым: что скажут, то и делай.
Недаром же мы сами говорим им в день свадьбы: господин жених и госпожа невеста. Но твоя мать, сынок, чуть было в обморок не упала от такой новости.
Ведь раньше как справляли свадьбу: один день гуляют в доме жениха, другой — невесты, один день для молодых, другой — для старших. А теперь Никэ загнал под свой цыганский шатер всех разом, гуртом, молодых и старых!.. Летят к червовой бабушке все старинные обычаи, мэй Тоадер, — снова тяжко вздыхает отец, вспоминая дни своей молодости. — Тогда парня женили лишь после того, как покупали ему верхового коня, непременно после службы в армии. После того как сшили ему у лучшего портного шубу с овечьим воротником, сапоги с высокими голенищами да галоши к ним с красной подкладкой. Жених должен танцевать не иначе как в таких сапогах, засунутых в такие галоши. Невестам же покупали шали. Пусть ветер, прохлада, тепло, но они должны были выходить на праздничные танцы, на прощальный хоровод с шалью на плечах. А сейчас… где ты возьмешь верховую лошадь? На все село остался лишь один конь, да и того окаянный Иосуб прозвал Телевизором…
Грустит отец. Рассказывает с большой душевной болью и тоской. Нет, он не жалуется, не сердится. Только просто грустит. Посаженые и шаферы, шумливые эти студенты, отставили в сторону вино (напрасно были распахнуты настежь двери погреба!), не было на него у них спроса, разве что какой-нибудь местный старожил просил стаканчик, и на этом все кончалось. Не передавались, как в прежние времена, бутылки и графины с вином от одного гостя к другому, от семьи к семье. Да, не гордиться больше кодрянам своими винами: потеснила их мода на коньяки и водку. Стол не стол, свадьба не свадьба, праздник не праздник без коньяка и водки…
— Пойми меня правильно, сынок! Не жалко мне было коньяка! — возмущался несчастный отец. — Но представьте себе такое… Было около полуночи, двор наполнился студентами, — нашей сельской молодежью, родичами, знакомыми. Лампы светили так, что иголку можно найти на полу… А жених и невеста где-то еще в дороге. Мать увидала, как они идут… жених и невеста… в окружении волосатых бородачей, одетыx в какие-то драные, старые отрепья, так чуть было опять не рехнулась… Волосатые эти черти С электрогитарами и электробарабанами… Их Никэ тоже привез из Кишинева, прямо из ресторана "Интурист"." Увидала твоя мать эту орду, так чуть было не лишилась чувств прямо во дворе, у горящей плиты — И отцу не пришелся по душе свадебный ритуал Никэ. Не понравилась ему и странная выходка невестиной родни, остановившейся зачем-то на добрый час на окраине села. Музыка играла так громко, что ее слушала вся Кукоара. До утра не могли кукоаровцы сомкнуть веки: электромузыка рокотала пуще грома, от нее дребезжали стекла в окнах, дрожали перепонки в ушах ошалевших слушателей.
