— Скачи на север, только на север, и не останавливайся до тех пор, пока не кончится дорога, не кончится лес и тебе не найти будет человеческого жилища с очагом, выложенным из камня.
«Удивительно», — подумал принц, но последовал совету и поехал на север, только на север, и не останавливался, пока не кончилась дорога, не кончился лес и уже не видно было никакого другого человеческого жилья, кроме чумов кочевников. Стоял последний день августа. Еще светило солнце, но небо переливалось всеми цветами радуги, дул прохладный северный ветер, а как только он уляжется, ударит мороз.
Принц скакал уже много дней, не видя и следов человека, когда вдруг у подножия высокой горы заметил чум из звериных шкур. Он подъехал ближе, чтобы еще раз задать свои вопросы. И вдруг, к неописуемому своему изумлению, обнаружил надпись на склоне горы и прочитал имя «Линдагуль». Колдун высек это имя над дверью горной пещеры, где была заточена Линдагуль, чтобы найти это место, когда он передвинет свой чум.
Принц вытащил левой рукой саблю и хотел ринуться в чум, но в этот миг на дороге, ведущей к вересковой пустоши, появился колдун.
— Верни мне принцессу Линдагуль! — воскликнул принц. — А не то я отправлю тебя в царство Аримана.
Колдун был хитер, и лукавство не раз спасало ему жизнь, но от такой неожиданной встречи он растерял всю свою находчивость. И ничего лучше не мог придумать, как превратиться в песца, который быстрыми прыжками кинулся в горы. Тем самым он надеялся спастись от сабли принца, но забыл про пса, следовавшего по пятам за своим господином. Лишь только Валледивау увидел, что песец удирает, он стал охотиться на него. Песец проскальзывал сквозь все расселины и перепрыгивал через все горные пропасти, но Валледивау был еще проворней и настиг песца на самой высокой горной вершине, разорвал на куски и съел его сердце. А как только сердце было съедено, колдуну настал конец. Когда пес вернулся с окровавленной мордой, принц понял, что произошло. «Но где же Линдагуль?»
Он вошел в чум.
Пимпедора варила оленье мясо, а Пимпепантури спал на мягкой мшистой подстилке, чтобы принести хоть какую-нибудь пользу в ожидании обеда.
— Женщина, — сказал принц, — ваш муж мертв. Отдайте мне Линдагуль, и с вами не случится ничего дурного.
— Вот беда, он мертв, — сказала старуха, как видно, не очень-то опечалившись. — Да, настал конец его злобным проделкам. А Линдагуль поищите среди вереска на пустоши. Мой старик превратил ее в цветок вереска, а ночью ударит мороз. И тогда принцессе конец.
— О любимая моя, малютка Линдагуль, неужто ты умрешь нынче ночью! — воскликнул принц и кинулся в отчаянии прямо на поросшую вереском землю необозримой пустоши.
Тысяча тысяч бледно-розовых цветов, как две капли воды похожих друг на друга, ожидали там смерти.
— Подожди, — сказала старая лапландка, — я припоминаю слова, которые превратили Линдагуль в цветок вереска. Мне было жаль это дитя, и я спряталась за камень, поглядеть, что сделает мой старик. И я услыхала, как он говорит: «Adama donai marrabataёsan!..»
— Ах, — вздохнул принц, — что пользы от этих слов, если мы не знаем тех, которые снимают заклятие.
Пимпепантури, решив, что слишком долго нет обеда, вышел из чума. Когда же он услыхал сетования принца, то задумчиво дернул себя за челку и сказал:
— Когда батюшка хотел снять заклятие, он имел обыкновение переставлять слова.
— Да, правда твоя, — подтвердила старая лапландка.
Взобравшись на скалу, принц Абдерраман закричал что есть сил над всей бескрайней вересковой пустошью:
— Marrabatаёsan donai Adama!..
Но слова эти прозвучали впустую, ни один цветок на пустоши не шелохнулся, солнце быстро склонялось к окоему, а ветер улегся.
Принц боялся, что не сможет правильно выговорить слова на незнакомом ему языке, и все повторял и повторял заклинание, переставляя слова и меняя их окончания. Но все напрасно. Только один раз ему показалось, будто вереск на отдаленном бугорке чуть приподнялся, вслушиваясь в его слова. Но тут же опустился вновь на бескрайнюю, однообразную, безутешную пустошь.
— Солнце садится, — предупредила принца старая лапландка. — Если ты сейчас же не найдешь нужные слова, ударит мороз, и будет слишком поздно.
