— Все будет хорошо, Алекс, — шепчет Эстер, — расслабься. — А потом целует прямо в губы. — Это чтобы ты ничего не боялся, — комментирует свой порыв, запрыгивая в недра нашего самолета.
Боже, он такой маленький, думается мне почти с ужасом! Надеюсь, я переживу этот день… И тогда уж точно никогда не повторю этого безумия вновь.
Мое кресло крепят внутри самолета, и мы наконец взлетаем. Смотрю на Эстер: она кажется невозмутимой, словно вышла на вечерний променад…
— Не боишься? — пытаюсь докричаться до нее. Она отрицательно машет головой.
— А ты?
— И я не боюсь… почти.
— Врунишка! — пеняет Эстер, стягивая волосы резинкой.
Чуть позже тандем-мастер произносит:
— Пора, — и начинает пристегивать меня к себе… Благодаря этим манипуляциям я оказываюсь сидящим на мужских коленах, что усиливает и без того бесконечную панику в глубине моего сердца. Мне отчего-то кажется, что во время прыжка я непременно захлебнусь плотным потоком воздуха, о котором рассказывал инструктор, и уже заранее начинаю задыхаться…
— Иди первая, — уступаю Эстер, бесстрашно направляющейся к разверстому люку самолета.
— Запомни: свобода в каждом выдохе, — перекрикивает она оглушающее завывание ветра, а потом исчезает, растворившись в сизых всполохах далеких облаков.
… Когда меня выталкивают в сторону стелящегося далеко внизу «лоскутного одеяла» полей, я ору так оглушительно, что перекрикиваю даже неистовое клокотание ветра в заложенных шумовой какофонией ушах. Руки расправлены, словно крылья, ноги… я впервые не думаю о них, отдавшись невероятному чувству невесомости, стремительно увлекающему меня вниз со скоростью яростно брошенного камня, а потом тандем-мастер раскрывает парашют, и нас тянет вверх… Все выше, выше и выше. Я вижу Эстер, которая машет рукой, улыбается, кричит что-то недоступное моему уху, и я вдруг понимаю, что рядом с такой девушкой могу не только с парашютом прыгнуть — я и пойти смогу. Вот так встану и пойду: рассказывала ведь Стеф историю парня, который сломал позвоночник, прыгая в бассейн… От него и жена ушла, и врачи не верили в чудо, а он взял и пошел… Переборол судьбу — почему бы и мне не сделать нечто подобное?
Мы опускаемся, похожие, должно быть, на блуждающие «парашютики» одуванчика, и адреналин, кипящий в моей крови, вырисовывает перед глазами не зелено-желтые лоскуты полей, а картины счастливого будущего, в которое я войду своими ногами, сплетя наши с Эстер пальцы в крепкий замок.
— Ты счастлив? — она ждет меня на земле, лучась восторженной улыбкой.
Рассеянно киваю: меня только что — в буквальном и переносном смыслах — опустили с небес на земле: сижу на зеленой траве и с новой силой осознаю, что подняться-то сам и не могу. А там, в воздухе, все казалось как-то проще, возможнее… Ан-нет.
— Спасибо, Эстер, — откидываюсь назад и ложусь на траву, она тут же растягивается рядом, подложив руки под голову.
— Так тебе понравилось или нет? — любопытствует она, наблюдая за полетом птицы высоко в небе.
— Это было действительно незабываемо, — хмыкаю я, — большего ужаса в жизни не испытывал.
Эстер приподнимается на полусогнутом локте и глядит мне в глаза.
— Однажды мне приснилось, что я взлетела к облакам, высоко-высоко, но радости не было: я слишком боялась разбиться — с парашютом все иначе. С парашютом даже легче, чем с крыльями… Жаль, что ты не смог этого прочувствовать!
— Возможно, в следующий раз, — пожимаю плечами. — Возможно, для этого нужен второй раз…
Эстер молчит, оглаживая мое плечо в парашютном комбинезоне — хотел бы я знать, о чем она думает в этот момент.
— Нам всем нужен второй шанс, Алекс, — наконец произносит она. — А некоторым и все десять… двадцать шансов. — А потом без всякого перехода продолжает: — Знаешь, у тебя все получится: однажды ты встанешь на ноги и заставишь скептиков замолчать… Пусть потом удивляются. Утри им нос, Алекс! Сделай их, договорились?
Этот энтузиазм мне по душе, и я послушно киваю:
— Договорились. Рядом с тобой я чувствую себя Геркулесом… — И паясничая, добавляю: — Эй, где эти пресловутые двенадцать подвигов — я готов совершить их один за другим.
