Марфа улучила момент и поведала о Настиной любви своему мужу. Поначалу Василий не хотел даже слышать ничего о молодом боярине, коего дочь его сама избрала. Как когда-то Марфа, он не переставал твердить, что Настасья еще совсем ребенок и рано ее из родимого дома отдавать.
Однако, видя, что дочь от горя прямо-таки тает на глазах, Василий решил, что чему быть – того не миновать, и вскоре уже принимал сватов. Потом приехал и сам боярский сын Степан.
Василию будущий зять не приглянулся сразу. Вечером того же дня, разгоряченный хмельным вином, коим потчевали гостей, Василий кричал на весь терем, что Степан его дочери неровня, что слишком он мягкотел и слаб, и на мужика-то не похож!
Марфа мужнины излияния слушала молча. Сама она приняла Степана сразу, подумав, что именно такой муж и нужен ее дочери. Он ласков и добр, а то, что в Настеньку влюблен, у него на лице написано. А что мягок, так то только к лучшему – может, хоть дочери ее не придется испытать на себе тяжесть мужниного кулака.
Василий ворчал еще долго, но, в конце концов, смирился и начал готовить свадьбу. Все хлопоты он взял на себя, не доверив их ни Степану, ни его захудалой родне.
Свадьбу ту помнили жители Москвы долго. Невеста была так красива, что самые злые языки не смогли ничего сказать про нее плохого. И жених, и невеста были счастливы, а после свадьбы жизнь их была словно сплошной праздник.
Марфа тихо радовалась, глядя на счастие своей дочери. Василий, по-прежнему не питавший к Степану особой любви, все же стал относится к нему более приязненно, хотя при каждом удобном случае принимался учить его тому, как нужно жить да как с женой управляться.
Степан терпеливо сносил эти докучливые назидания, и лишь потом говорил Настеньке со вздохом, что сердечно жалеет свою тещу – как она за таким мужем жизнь прожила?
Судьба оказалась жестока. Только Марфа порадовалась тому, что скоро будет у нее ненаглядный внук или внучка, и жизнь ее станет как никогда полной, как Бог решил лишить ее последних в жизни радостей.
Марфа тяжело вздохнула и заплакала тихо, по-бабьи. Слезы, наконец прорвавшие некую невидимую преграду, потекли нескончаемым потоком, принося облегчение и какое-то подобие покоя. Только под утро забылась несчастная женщина тревожным тяжелым сном.
Однако на рассвете Марфу разбудил истошный женский вопль, доносившийся со двора. Через несколько мгновений в доме начался настоящий переполох. Марфа, не на шутку встревоженная, поспешила одеться, решив выйти и узнать причину шума. Когда она уже направлялась к двери, в нее постучали.
В каморку вбежала бледная перепуганная служанка.
– Беда, госпожа! – запричитала она, размазывая слезы по лицу.
– Говори толком, – приказала Марфа, почувствовав недоброе.
– Хозяин, хозяин себя порешил! – простонала девушка.
– Как… порешил… – не поверив своим ушам, запинаясь, переспросила Марфа.
– Удавился, в конюшне на вожжах. Маланья пошла утром корову доить, да услышала, что лошади ржут. Она сразу неладное заподозрила… Вошла, а он там… висит… холодный уж совсем…
Сначала Марфа подумала, что это ее Василий наложил на себя руки. Теперь же до нее дошло, что речь идет о Степане. Она сама испугалась того, что не испытала ни малейшего облегчения от своего прозрения.
– Что же делать-то теперь, госпожа? – продолжала рыдать служанка.
– А Василия разбудили? – спросила Марфа, уже торопясь по коридору.
– Не знаю… Я сразу сюда кинулась…
Когда Марфа вышла в трапезную, там толпились только присмиревшие слуги. У служанок лица были красны от слез. Мужики переминались с ноги на ногу и тяжко вздыхали. Все слуги любили своих хозяев. Смерть молодой госпожи они переживали так, будто умерла их кровная родственница.
Теперь же отошел в мир иной хозяин, и дворня даже представить себе не могла, что ждет их впереди.
Марфа только хотела отдать приказание разбудить Василия, как он сам появился в дверях. Хмель еще не выветрился из его головы и глаза были налиты кровью.
– Что здесь творится, черт возьми! – гневно рявкнул Василий, оглядев притихших слуг.
– Не кричи, Василий! – прервала его Марфа.
– А ты мне не приказывай, что делать, глупая баба, – напустился на жену Василий. – Скажи лучше, какого дьявола в такую рань мне спать не дают.
