— Понимаешь… Если бы дядя Саша дал, я бы не смогла вернуть — он бы обиделся…
— Ну и что?!
— Заткнись, Наташка, — прошипела Лена. — Достала уже! Я не нищая попрошайка, запомни! И не маленькая! Я работаю, поняла? И сама, понимаешь, САМА, содержу свою семью!
— Но ведь от Игоря ты взяла!
— В долг! И в ноябре отдам! Взяла бы у твоих — вернуть не удалось бы! Дошло или еще раз повторить?
— Гордячка чертова!
— Пусть.
Девочки помолчали. Наташка какое-то время подулась. Потом посмотрела на мрачное лицо подруги и сердито буркнула:
— Тогда что ты киснешь? Заняла и заняла! Отдашь же!
— Не знаю. Как-то не по себе. Лучше бы я у тети Лиды их перехватила…
— Какая разница? Или ты все-таки боишься, что с этими деньгами нечисто?
— Да нет, вроде бы…
— Ну и не дергайся! Он ведь сам предложил?
— Ну да.
Лена опять нашла глазами беспечно плескающегося в воде брата и, оправдываясь, пояснила:
— Это Димка виноват! Я и не знала, что он растрепал все Игорю…
— О чем?
— Ну, о мамином новом курсе лечения. Ты же знаешь, он почти всем об этом рассказывает.
— Ясненько.
— Ему кажется: еще чуть-чуть, и мама будет здорова. Он в это верит, понимаешь?
— А ты?
— И я. Наверное.
Лена приподняла голову и открыто посмотрела подруге в глаза:
— Как я могла не взять?! Игорь сказал: он только из-за меня с мидиями связался. Чтобы помочь. Не только мне, но и Димке. И моей маме. Мол, глупо и жестоко ждать, пока я снова накоплю денег. Проще занять. И не тянуть с лечением. Мол, в таких случаях время — это все.
— И еще, — еле слышно добавила девочка, — он специально об этом новом лекарстве узнавал. Через своих знакомых. Оно действительно может помочь.
— Ну и фрукт, — недоверчиво пробормотала Наташка. — Это надо же, как обложил…
— Ты о чем?
— Да так. Говорю — плюнь, ты все правильно сделала. Хотя лучше бы ты у папы те деньги взяла!
А увидев пулей мчавшегося к ним Димку, она поспешно вскочила на ноги и собрала полотенце:
— И вообще — забудь! До ноября, по крайней мере. Не ты первая в долг деньги берешь, не ты последняя. Так что кончай дергаться и пошли в воду.
Первый учебный день начался очень спокойно, практически, как и всегда. Ну, если не учитывать, что Димка был торжественно отведен в первый класс и сдан с рук на руки Лениной первой учительнице. А огромный букет осенних хризантем Димыч еле-еле удерживал в руках и сиял, как новенькая рублевка. И на учительницу смотрел с восторженной преданностью.
Лене повезло. Она, прекрасно зная ситуацию в семье Артемьевых, обещала за Димычем проследить особо и даже проводить его сегодня после занятий домой.
— Заодно и Дарью Анатольевну поздравлю. Давно хотела зайти, а тут такой повод, — сказала она.
Так что Лена неожиданно для себя оказалась свободной, могла никуда не торопиться после уроков и даже пройтись с Наташкой и одноклассниками по Набережной. Тем более, погода была просто отличной: море под окнами дома лишь лениво морщилось и пронзительной голубизной спорило с небом, а набежавшие с вечера тучки за ночь растаяли.
Класс же бурлил с самого утра. Особенно, его женская составляющая. И виной всему была болтливая и всезнающая Верка Савченко, первая сплетница гимназии.
Она так красочно расписала одноклассницам мифического Гончарова — якобы, банкирского сынка, владельца ярко-вишневой «Ауди», что большинство девчонок вдруг обнаружило, что страдает тахикардией — ускоренным сердцебиением.
А Машка Самсонова, мечтательная белокурая девушка с огромными голубыми глазами, настолько переволновалась, что перед первым уроком ей пришлось сбегать к медсестре.
Машке измерили давление: оно оказалось повышенным. И впечатлительная Машка под завистливыми взглядами подруг выпила какую-то таблетку.
К искренней досаде девочек, из троих новичков до сих пор не было единственного — того самого таинственного Гончарова с его «Ауди».
И харьковчанин Степан Вьюнник, и новенькая из Симферополя Таня Петренко были уже на месте и, на первый взгляд, ничего особенного из себя не представляли. Скромненько заняли один из свободных столов и максимально незаметно рассматривали новых одноклассников.
Взволнованная Наташка, разодевшаяся в честь первого сентября в пух и прах, уселась за стол лишь с последним звонком и расстроенно уставилась на дверь:
