- Мисс Элис, - говаривал он со всей горькой досадой Наполеона, проигравшего битву при Ватерлоо, - мы же с вами уже выяснили, что в русском языке - в отличие от английского - категория рода и все, что с ней связано, играет чрезвычайно важное значение. Не "мой шуба", но "моя шуба", не "моя стул", но "мой стул", не "мой кольцо", но "мое кольцо". Флексия - прежде, чем сказать что-либо, думайте о флексиях. Автоматизм придет потом. Именно путаница с суффиксами прежде всего выдает иностранца. И, конечно, произношение. Не "лублу", но "люблю". Звук этот довольно близок к тому, который слышится в английском "grew", "stew", "nu". Теперь спряжения...
Обычно Элис занималась с явным удовольствием и даже Карл Хансевич был внутренне доволен, хотя и ворчал, придираясь к пустякам. Сегодня же она была как на иголках, делала больше ошибок и то и дело ненароком смотрела на часы. Наконец, Карл Хансевич, рассерженный и расстроенный, удалился, задав этой "взбалмошной, несерьезной американке" вдвое больше, чем всегда. Элис схватила телефонную трубку и назвала телефонистке номер, указанный на последней полосе газеты.
- Редакция "Гудка", дежурный по номеру слушает.
- Можно Сергей?
- Во-первых, я - не Сергей. А во-вторых, чего, собственно, можно?
- Мне нужно Сергей, - довольно раздраженно сказала Элис.
- Гражданочка, какой Сергей вам нужно? - ехидный мужской голос звучал заинтересованно. - У нас семь отделов и в каждом отделе по Сергею, а в секретариате их даже два.
- Ну... такой болшой, такой силный...
- Хм... если только в этом дело, я вполне могу его заменить.
Элис бросила трубку, понимая, что зря теряет время. Да, фамилию короля викингов она не знала, ей и спросить ее вчера было ни к чему. Damn Russian Vodka! Это же надо - превратила ее в заурядную шлюху. "Господи, прости меня и помилуй!" И все время, пока она шла к зданию Наркоминдела на Лубянке, Элис каялась и молилась...
Сергей был расстроен и озадачен неожиданным бегством Элис. Он понимал, что отсутствие привычных удобств могло быть неприятным. Но чтобы оно принудило ее к бегству после такой ночи! Такого он никак не мог преположить. Жаль, славная девка. Таких сладких, нежных, неистовых у него еще не было. Такой бесшабашно страстной, такой отчаянно, необузданно страстной. Жаль - не то слово. Он разыщет ее во что бы то ни стало. Весь город перевернет, но разыщет!
Приехав в управление, он кратко доложил начальнику о вчерашнем знакомстве. Профессиональный революционер, умудренный тонкостями и хитростями многолетней подпольной конспиративной работы дома и в доброй полдюжине европейских стран, он некоторое время молча чертил карандашом какие-то фигурки в настольном блокноте. Оторвал глаза от бумаги. глянул на Сергея испытующе. Заговорил доверительно, словно рассуждал сам с собой:
- Дело, понятно, молодое. Помню в девятьсот седьмом был я в Австрии по заданию Ильича. В Зальцбурге снял меблированную квартирку. Языком владею свободно, говорю без акцента, паспорт настоящий австрийский. Работаю спокойно, встречаюсь с товарищами, налаживаю маршруты доставки в Россию нелегальной литературы, оружия. В соседней квартире поселяется мадам N с юной дочкой. Обычные в таких обстоятельствах "Guten morgen", "Guten tag" и "Guten abend". Только в одну прекрасную ночь просыпаюсь от шума голосов, шарканья ног. Открываю дверь: "В чем дело?" Грэтхен, дочка, стоит в коридорчике в ночной рубашке, вся в слезах: "Матушку увезли в больницу. Приступ печени". Я, конечно, успокаиваю, а она сквозь слезы жалобно так: "Герр Фердинанд, не оставляйте меня одну, мне страшно". Не оставил. Дело, понятно, молодое. Грэтхен смазливая, ласковая, доверчивая. Ночи проводили вместе, жаркие, быстролетные. Матушка все не возвращается, мы довольны. Однажды забегаю домой днем - не помню уже по какой надобности. Грэтхен в моей квартире (ключ у нее был), беседует с каким-то господином. Покраснела, засуетилась: "Вот мой дядя, проездом из Вены". Господин тут же стал прощаться, Грэтхен пошла его проводить. Не понравился мне этот дядя. Были у меня в закрытом секретере кое-какие бумаги: переписка с компаниями (я выступал, как коммивояжер), банковские реквизиты, переписка якобы с родственниками в Германии. Все аккуратно сложено, но совсем не в том порядке. Отправился я скорехонько в больницу, а мне там заявили, что никакая мадам N к ним не поступала. А ведь Грэтхен мне говорила, что каждый день ее там навещает и что "Мамочке намного лучше". Заехал я тут же к связнику, чтобы подать сигнал тревоги австрийским друзьям и, не заезжая домой, прямиком рванул через надежное окно в Италию.
