— Милорд, — промолвила она со вздохом. — Зачем вы это делаете?
Он недоуменно пожал плечами и присел на ее маленькую кровать.
— Что именно?
— Да все это! — воскликнула она, всплеснув руками. — Явились в мою комнату, уселись на мою постель. — Она растерянно заморгала, только сейчас осознав этот возмутительный факт. — Вы сели на мою постель! А ну, вставайте сейчас же!
Он озорно ухмыльнулся:
— Попробуй сгони меня.
— Если вы думаете, что я попадусь на эту удочку, вы сильно ошибаетесь.
— Да ну? — Он откинулся на подушки и удобно вытянул ноги. — Не беспокойся, сапоги у меня чистые.
— Пожалуй, — довольно хмыкнула она, — я попробую.
Виктория опасно сузила глаза, схватила таз с водой для умывания и выплеснула ему на голову.
— Черт тебя подери, ненормальная! — заорал Роберт, вскакивая с постели.
Вода ручейками стекала по его лицу, а галстук и белоснежная рубашка были безнадежно испорчены.
Виктория прислонилась к стене и, скрестив руки на груди, любовалась на свою работу.
— Знаете что, милорд? — весело сказала она. — Вот теперь вы обрели свой истинный облик.
— Не смей больше так шутить со мной, слышишь? — прошипел он.
— А что еще прикажете мне делать? Уж не предлагаете ли вы мне оскорбить вас, задев вашу честь? Не думаю, что у вас она вообще имеется.
Он шагнул к ней, и вид у него был самый угрожающий. Виктория прикусила язычок, но было уже поздно. Роберт прижал ее к стене.
— Ты об этом пожалеешь, — процедил он сквозь зубы.
Тут Виктория не выдержала — смех душил ее, и она сдавленно захихикала.
— Роберт, — еле вымолвила она, совсем забыв, что надо обращаться к нему официально, — никто и ничто не заставит меня пожалеть о том, что я сейчас сделала. Я до конца жизни буду этим гордиться. Слышишь меня? Гордиться! И уж меньше всего сожалеть — этот момент станет для меня одним из самых приятных воспоминаний.
— Виктория, замолчи сейчас же, — приказал он. Она послушно умолкла, но улыбаться не перестала.
Несколько секунд, он смотрел на нее, а потом сам ухмыльнулся.
— Что ж, раз я вымок по твоей вине, — промолвил он, и голос его стал хриплым, — ты меня и высушишь.
Улыбка сразу исчезла с ее лица.
— У меня есть полотенце… Я тебе его с удовольствием одолжу.
Виктория метнулась в сторону. Вернее, попыталась метнуться. Роберт схватил ее за плечи, и она затрепетала в его руках.
— Я целую вечность ждал этого мгновения, — прошептал он, прижимая ее к себе.
Виктория посмотрела в его глаза, и пламя, бушевавшее там, в ту же секунду охватило и ее.
— Не надо. — Она не знала, кого просит — его или себя. — Не надо, пожалуйста.
Роберт глядел на нее с непонятным отчаянием.
— Я ничего не могу с собой поделать, — хрипло сказал он. — Да поможет мне Бог, я больше не могу.
Он потянулся к ней губами, медленно, словно борясь сам с собой. Остановился в нерешительности, качнулся назад и в следующую секунду отпустил плечи Виктории, обхватил руками ее лицо и впился в нее неистовым поцелуем.
Роберт запустил пальцы в ее густые волосы, не обращая внимания на шпильки, дождем посыпавшиеся на пол. Все те же волшебные волосы — шелковистые и тяжелые пряди, их аромат сводил его с ума. Он снова и снова шептал ее имя, забыв на мгновение, что он должен ненавидеть ее, что она отвергла его любовь много лет назад, что из-за нее его сердце разбито навсегда. Он знал лишь одно — это Тори, его Тори, и она принадлежит ему.
Он покрывал ее лицо жадными, ненасытными поцелуями, словно хотел наверстать то, чего был лишен все эти годы. Крепко сжимая ее в объятиях, он чувствовал каждый изгиб ее тела, вспоминая те дни у пруда…
— Тори, — бормотал он, целуя ее подбородок, шею, впадинку у горла, — Я никого, кроме тебя… Ни одну женщину…
Виктория откинула голову, забыв обо всем на свете, едва только его губы коснулись ее губ. До этого ей казалось, что его объятия, его поцелуи давным-давно стерлись из ее памяти.
Но она ошиблась. Каждое его прикосновение было до боли знакомым и щемяще волнующим. И когда он опустил ее на постель, ей и в голову не пришло сопротивляться.
Он придавил ее своей тяжестью, высвободил одну руку и сжал ее ногу выше колена, лаская и поглаживая.
