Мне поручено привезти гостей в наш подшефный детдом. Составлен список, все обговорено, отъезд назначен на 9 часов утра. Будильник ставлю на 7, чтобы не торопясь собраться, позавтракать и вовремя успеть к Комитету. Просыпаюсь в полной тишине от страха. Солнце уже высоко, будильник молчит, стрелки показывают 8.15! Не прозвонил! А мне ехать с двумя пересадками! Собираюсь впопыхах, мчусь к стоянке такси. там очередь (были такие славные года, рядовые граждане могли себе позволить брать такси). Подъезжает одна машина, другая. Нетерпеливо смотрю на часы. Опаздываю. Когда подходит третья машина, я бросаюсь к ней, умоляя очередь: «Товарищи, дорогие! Ради Бога простите, но в 9 часов меня ждет Юрий Левитан!» Люди опешили, я, воспользовавшись замешательством, сажусь рядом с шофером, прошу: «Радиокомитет на Пятницкой. Пожалуйста, побыстрее!» Но, как водитель ни старался, когда мы подкатили к Комитету, автобус стоял на условленном месте, в нем уже сидели солисты хора Всесоюзного Радио, спортивный комментатор Николай Озеров, возле открытой дверцы прохаживался ЮрБор.
Здесь я сделаю небольшое отступление и расскажу об одном случае на детдомовском празднике. Так как ребятишки были еще совсем маленькие, и они, конечно, не могли осознать, какой знаменитый человек Левитан, хотя воспитательницы заранее рассказывали детям, что этот дядя каждое утро начинает приветствие по радио «Говорит Москва», и его слышит вся страна.
И вот как-то на веселой шумной встрече с детьми к Левитану подбегает девчушка лет четырех и громко просит его: «Дяденька Говорит Москва возьми меня на ручки!» Юрий Борисович нежно прижал ребенка к себе, поднял на руки, поцеловал и бережно поставил на пол. Но тут поднялся невообразимый ор. Дети, толкаясь, облепили ЮрБора и стали кричать: «И меня! И я хочу на ручки!» Улыбаясь, он поднял каждого на руки, приласкал. А ребятишек-то было сорок, а ему-то за шестьдесят да с больным сердцем…
Прошло какое-то время, и я оказываюсь с Левитаном в числе приглашенных на открытие нового большого магазина «Сокольники». Нам показывают разные секции, рассказывают о новом методе обслуживания покупателей, приводят в отдел сувениров, и у нас есть возможность без толкучки что-то купить себе на память. Торжественное открытие. Поздравление поручается Левитану. На прощанье всем по бокалу шампанского. Юрий Борисович трогает меня за плечо и дает небольшую коробочку: «Вот вам на память будильник. Когда он зазвонит, знайте, что это я желаю вам доброго утра».
Часы живут в моем доме до сих пор, постоянно напоминая о трогательной заботе хорошего человека.
Зашла речь о моем доме. Так уж случилось, что ЮрБор сыграл значительную роль в «сватовстве» нашей теперешней квартиры, которая находилась в том же доме, где жил он. Особым достоинством квартиры он считал расположение окон. Они выходили во двор.
— А вы знаете, как я поселился в доме №8 на улице Горького?
Этой истории я не знала, и он ее рассказал.
«Раньше Радиокомитет находился в Путинковском переулке по соседству с редакцией «Известия». Казалось бы — самый центр, а добраться до работы непросто, даже когда появилось метро. Обычно я ехал до Охотного ряда и шел вверх по улице Горького до Пушкинской площади. В тридцатые годы наша главная магистраль начала застраиваться новыми красивыми домами. Помню, как я вернулся из отпуска летом 38 года, пошел на Путинки привычным путем и не узнал улицу Горького. Несколько трех-четырехэтажных домов напротив Моссовета были снесены, и на целый квартал протянулся дощатый забор. Тогда не было мощной строительной техники — грузовички да лопаты, но очень скоро исчезли горы обломков, стали рыть котлован, потом начали один за другим подниматься этажи. Дошли до пятого, и тут война. Строительство прекратилось, все замерло, и дом производил впечатление развалин после бомбежки. Однако в 43-м на стройплощадке появились люди (в основном это были женщины), и дом начал оживать. В 44-м он был полностью готов, его облицевали серыми с зазубринами плитами, в высоком первом этаже с огромными витринами разместили книжный магазин. Квартиры в доме предназначались для ответственных работников Совмина, ЦК партии, маршалов, известных писателей и народных артистов. «Счастливчики, — думал я о них с белой завистью, — будут жить на самой красоте!», да и время наступало радостное. Хотя война продолжалась, гибли люди, жили по карточкам, со светомаскировкой, но вера в победу уже была крепкой. Освобождались наши города. Почти каждый вечер Москва салютовала в честь фронтовых успехов. За все военные годы у меня не было ни дня отдыха, да еще и тягостная обстановка первых лет угнетала, а тут куда девалась усталость, все как на крыльях летали. Я же знал, с какой надеждой люди ждут сообщения Совинформбюро, и потому никогда из города не отлучался. Однажды мне звонят, как обычно, домой и просят быть в комитете к назначенному часу, чтобы зачитать важное сообщение — все понятно: взят город, будет салют. Собираюсь. Выхожу всегда загодя (а вдруг какой непредвиденный случай?). На этот раз он и произошел. Лифт застрял между этажами. Пока я звал на помощь соседей, пока они бегали в домоуправление, искали там слесаря-инвалида, пока он пришкандыбал и начал исправлять серьезную поломку, прошло слишком много времени. Сообщение читал другой диктор. Для председателя Радиокомитета это было большим проколом. Сталин не терпел никаких отступлений от принятого порядка.
