Фейт принесла свою постель с чердака и прикорнула у очага. Вряд ли он станет звать на помощь, но все же лучше быть рядом.
Морган оказался несносным пациентом. На следующее утро, находясь в лихорадочном жару, он попытался выбраться наружу. Фейт пресекла эти попытки и вручила ему треснутый ночной горшок, стоявший под кроватью. После чего отправилась кормить лошадей.
Когда она вернулась, он спал. Фейт поставила на огонь легкий бульон из вяленого мяса. Проснувшись, Морган отказался его есть, требуя чего-нибудь более существенного. Фейт дала ему кусок хлеба и налила в чашку бульон.
Следующий день был повторением первого, разве что лихорадка пошла на убыль, и сил у него прибавилось. Фейт мучилась, удерживая Моргана в постели и вливая ему в горло укрепляющие жидкости. Зная, что через пару дней он станет совсем неуправляемым, она не на шутку встревожилась, обнаружив при перевязке, что рана слишком медленно заживает. А что, если она снова откроется? Как заставить его лежать или хотя бы меньше двигаться? Ведь он не станет слушать ее, поскольку считает ребенком.
На четвертый день Морган почти окончательно пришел в себя и, решив, что длительное пребывание в постели скажется на его рассудке, сел и свесил ноги с кровати. Фейт подбоченилась и грозно сверкнула глазами. Одарив ее бесшабашной улыбкой, Морган с трудом поднялся на ноги, и Фейт напряглась, готовая подхватить его, когда он начнет падать. Он сделал шаг и слегка покачнулся, ухватившись за ее хрупкое плечо.
— Дай-ка стул, малышка, А если найдешь мне толстую палку, я перестану быть для тебя обузой.
— Не пытайтесь умаслить меня, Джеймс Морган де Лейси. Ваша нога нуждается в покое. Только попробуйте встать со стула, и получите этой самой палкой по своей упрямой голове.
Морган бросил изумленный взгляд на маленькую служанку и хмыкнул, увидев грозное выражение ее лица.
— Вот, значит, как? Ты готова бить лежачего? Только не забывай, что я скоро встану на ноги и смогу отомстить.
Он усмехнулся, и Фейт присела в чересчур почтительном реверансе.
— Слушаюсь, ваша милость, — отозвалась она с притворным смирением. Возможность говорить, что думаешь, была настолько непривычной, что Фейт казалась себе восхитительно дерзкой, когда позволяла своим мыслям вырываться наружу. И не переставала удивляться, что Морган не обижается, не говоря уже о большем. — Я сварила овощной суп. Хотите попробовать?
— Полагаю, без мяса, — скривился он, вытянув перед собой больную ногу.
— Вы даже не заметите этого. — Фейт налила суп в щербатую миску и поставила ее на стол, положив рядом буханки хлеба. Она сгорала от любопытства, желая услышать, как он был ранен, и вместе с тем не хотела ничего знать. А что, если она подает еду убийце? Пожалуй, лучше оставаться в неведении относительно того, что происходит за стенами дома. Не за горами весна, когда она сможет уйти отсюда! Вряд ли он станет ее удерживать.
Напомнив себе, что ее христианский долг — наставить Моргана на праведный путь, Фейт примостилась на бочке напротив него, вместо того чтобы, как обычно, заняться мытьем посуды. Она с удовольствием наблюдала, с каким аппетитом он ест приготовленный ею суп. Если бы не суровое выражение лица и ледяной блеск в глазах, Морган был бы на редкость красивым мужчиной. Неужели он не мог избрать себе поприще, более достойное, чем преступная жизнь?
— Вы никогда не думали о том, чтобы найти себе менее опасное занятие?
Морган поперхнулся супом, уставившись на дерзкую девушку, которая с самым серьезным видом взирала на него через стол, уткнувшись остреньким подбородком в сложенные ладони. Все эти месяцы они тщательно избегали всяких упоминаний о его занятии. Должно быть, она здорово осмелела за последнее время. Вот к чему приводит чрезмерная снисходительность. Она должна знать свое место.
— Меня устраивает мое занятие, — заявил он тоном, не терпящим возражений.
— Настолько устраивает, что вы едва не лишились жизни или, по меньшей мере, ноги? — осведомилась Фейт, стараясь не обращать внимания на гневные искорки, вспыхнувшие в его глазах. Отец не побоялся разъяренной толпы, так неужели ее испугает один искалеченный мужчина.
