IV.
Въ полдень на какой-то станціи, не доѣзжая до Орлеана, была остановка. Кондукторы прокричали, что поѣздъ стоитъ столько-то минутъ. По корридору вагона шли пассажиры, направляясь къ выходу. Изъ слова "déjeuner", нѣсколько разъ произнесеннаго въ ихъ французской рѣчи, супруги Ивановы поняли, что пассажиры направляются въ вагонъ-ресторанъ завтракать. Всполошились и они. Глафира Семеновна захватила свой сакъ, въ которомъ у нея находились туалетныя принадлежности и брилліанты, и тоже начала выходить изъ вагона. Супругъ ея слѣдовалъ за ней.
-- Скорѣй, скорѣй,-- торопила она его.-- Иначе поѣздъ тронется, и мы не успѣемъ въ вагонъ-ресторанъ войти. Да брось ты закуривать папироску-то! Вѣдь за ѣдой не будешь курить.
Выскочивъ на платформу, они побѣжали въ вагонъ-ресторанъ, находившійся во главѣ поѣзда, и лишь только вскочили на тормазъ вагона-ресторана, какъ кондукторы начали уже захлопывать купэ -- и поѣздъ тронулся.
Супруги испуганно переглянулись.
-- Что это? Боже мой... Поѣздъ-то ужъ поѣхалъ. Глаша, какъ-же мы потомъ попадемъ къ себѣ въ купэ?-- испуганно спросилъ жену Николай Ивановичъ.
-- А ужъ это придется сдѣлать при слѣдующей остановкѣ,-- пояснилъ русскій, стоящій впереди ихъ пожилой коренастый мужчина въ дорожной легкой шапочкѣ.
-- Ахъ, вы русскій?-- улыбнулся Николай Ивановичъ.-- Очень пріятно встрѣтиться на чужбинѣ съ своимъ соотечественникомъ. Ивановъ изъ Петербурга. А вотъ жена моя Глафира Семеновна.
-- Полковникъ... изъ Петербурга,-- пробормоталъ свою фамилію пожилой и коренастый мужчина, которую однако Николай Ивановичъ не успѣлъ разслышать, поклонился Глафирѣ Семеновнѣ и продолжалъ:-- Въ этомъ поѣздѣ много русскихъ ѣдетъ.
-- Да, мы слышали въ Парижѣ, на станціи, какъ разговаривали по-русски.
-- Позвольте, полковникъ,-- начала Глафира Семеновна.-- Вотъ мы теперь въ ресторанѣ... Но какъ-же нашъ багажъ-то ручной въ купэ? Никто его не тронетъ?
-- Кто-же можетъ тронуть, сударыня, если теперь поѣздъ въ ходу? А при слѣдующей остановкѣ вы ужъ сядете въ ваше купэ.
-- Да, да, Глаша... Объ этомъ безпокоиться нечего. Да и что-же у насъ тамъ осталось? Подушки да пледы,-- сказалъ Глафирѣ Семеновнѣ мужъ.
-- А шляпки мои ты ни во что не считаешь? У меня тамъ четыре шляпки. Непріятно будетъ, если даже ихъ начнутъ только вынимать и разсматривать.
-- Кто-же будетъ ихъ разсматривать? Никто не рѣшится. У тебя вездѣ на коробкахъ написана по-русски твоя фамилія. А здѣсь, во Франціи, ты сама знаешь, "вивъ ля Рюсси"... Къ русскимъ всѣ съ большимъ уваженіемъ. Вы въ Біаррицъ изволите ѣхать, полковникъ?-- спросилъ Николай Ивановичъ пожилого господина.
-- Да вѣдь туда теперь направлено русское паломничество. Ну, и мы за другими потянулись. Тамъ теперь русскій сезонъ.
-- И мы въ Біаррицъ. Женѣ нужно полечиться морскими купаньями.
Разговоръ этотъ происходилъ на тормазѣ вагона, такъ какъ публика, скопившаяся въ вагонѣ-ресторанѣ, еще не усѣлась за столики и войти туда было пока невозможно.
У входа въ ресторанъ метрдотель, съ галуномъ на воротникѣ жакета и съ карандашомъ за ухомъ, спрашивалъ билеты на завтракъ.
Полковникъ, въ круглой дорожной шапочкѣ, далъ билетъ метрдотелю и проскользнулъ въ ресторанъ, но когда супруги Ивановы подали свои билеты метрдотелю, тотъ не принялъ билеты и супруговъ Ивановыхъ въ ресторанъ не впускалъ, заговоривъ что-то по-французски.
-- Me команъ донкъ?... Дежене... Ну вулонъ дежене... Вуаля биле...-- возмутился Николай Ивановичъ -- Глаша! Что-же это такое!? Навязали билеты и потомъ съ ними не впускаютъ!
-- Почемъ-же я-то знаю? Требуй, чтобы впустили,-- отвѣчала Глафира Семеновна.-- Экуте... Пуркуа ву не лесе на? Вуаля ле билье,-- обратилась она къ метрдотелю.
Опять объясненіе на французскомъ языкѣ, почему супруговъ не пускаютъ въ ресторанъ, но изъ этого объясненія они опять ничего не поняли и только видѣли, что ихъ въ ресторанъ не впускаютъ.
-- Билеты на завтракъ были двухъ сортовъ и, очевидно, двухъ цѣнъ,-- сказала Глафира Семеновна мужу,-- Ты, по своему сквалыжничеству, взялъ тѣ, которые подешевле, а теперь дежене за дорогую плату, и вотъ насъ не впускаютъ.
