За тридцать шесть часов, прошедших после его прибытия, Фарадж Мансур говорил очень немного после того, как описал обстоятельства смерти рыбака. Теперь, однако, он стал проявлять расположение к беседе. Он называл женщину Люси, так как это имя стояло в ее водительских правах и других документах, и он, казалось, впервые увидел ее с близкого расстояния, полностью осознал ее присутствие. Оба они нагнулись над обеденным столом в бунгало, изучая карту. В качестве меры предосторожности они использовали вместо указок, которые могли оставлять следы, стебли сухой травы. Дорога за дорогой, перекресток за перекрестком, они планировали свой маршрут.
— Я предлагаю запарковаться здесь, — сказала она, — и пройти остальную часть пути пешком.
Он кивнул:
— Четыре мили?
— Пять, возможно. Если постараемся, то сможем сделать это за пару часов.
Он кивнул и пристально посмотрел на холмистую сельскую местность.
— Насколько хороши люди из органов безопасности? На что они будут обращать внимание?
— Было бы глупо предполагать, что они не очень хороши. Они будут искать любого, кто не вписывается в пейзаж.
— А мы впишемся?
Она взглянула на него краем глаза. Его афганская внешность, несмотря на светлую кожу, выдавала неевропейское происхождение, но его английский был безупречен, а акцент был классическим произношением Би-би-си.
— Да, — кивнула она. — Мы впишемся.
— Хорошо. — Он нацепил темно-синюю бейсболку с надписью «New York Yankees», которую она купила для него. — А ты хорошо знаешь место?
— Да. Я не была там несколько лет, но оно не могло очень сильно измениться. Эта карта новая, и все на ней точно так, как я помню.
— И у тебя не будет никаких колебаний, когда потребуется сделать то, что должно быть сделано? У тебя нет никаких сомнений? — спросил он.
— У меня не будет никаких колебаний. У меня нет никаких сомнений.
Он снова кивнул и тщательно сложил карту.
— О тебе в Тахт-и-Сулеймане очень высокого мнения. — Он полез в карман. — У меня для тебя кое-что есть.
Это был пистолет. Миниатюрный автомат размером с ее ладонь. Заинтересовавшись, она подняла его, извлекла магазин с пятью патронами, передернула затвор и попробовала спуск.
— Девять миллиметров?
— Русский, — кивнул он. — «Малыш».
Она взвесила его в руке, вогнала на место магазин и пощелкала предохранителем.
— Они решили, что я должна быть вооружена?
— Да.
Достав свою водонепроницаемую куртку, она расстегнула молнию под воротником, вытащила капюшон и застегнула молнию, спрятав «малыша» внутри. Капюшон хорошо скрыл небольшую выпуклость.
— Могу я тебя кое о чем спросить? — сказала она неуверенно.
— Спрашивай.
— Чего мы ждем? Теперь, когда лодочник мертв, с каждым днем увеличивается вероятность того, что…
— Что они нас найдут? — улыбнулся он.
— Людей здесь стреляют не каждый день, — настаивала она. — Люди из госбезопасности здесь не так уж глупы, Фарадж. Если они почуют неладное, когда найдут твою пулю, они начнут искать. Они пошлют своих лучших людей. И ты можешь забыть все, что когда-либо слышал о британской честной игре; если у них появится самое слабое подозрение по поводу нас, они убьют нас сразу же, будут у них доказательства или нет.
— Ты сердишься, — сказал он удивленно. Оба они переваривали тот факт, что она в первый раз назвала его по имени.
Она закрыла глаза:
— Я хочу сказать, что мы ничего не сможем достигнуть, если будем мертвы. И что с каждым днем растет вероятность того, что… что они найдут нас и убьют.
— Есть вещи, которых ты не знаешь. — Он бесстрастно смотрел на нее. — Для ожидания есть причины.
Она на миг встретилась с взглядом его светло-зеленых глаз, заглянув в которые можно было подумать, что ему пятьдесят, а не без нескольких месяцев тридцать, и покорно склонила голову.
— Я только хотела, чтобы ты не недооценивал людей, против которых мы выступаем.
— Я их не недооцениваю, поверь мне, — покачал головой Фарадж.
Взяв бинокль, она открыла дверь, вышла на пляж и осмотрела горизонт с востока на запад.
— Есть что-нибудь? — спросил он, когда она возвратилась.
— Ничего, — сказала она.
Он пристально посмотрел на нее:
— Что такое?
— Они ищут нас, — ответила она. — Я чувствую это.
