— Продолжай.
— Его коллеги читают в Интернете какой-то арабский информационный бюллетень. Он думает, что материал был написан членами ИТС в Саудовской Аравии — возможно, из группы аль-Сафы, — которые планируют некую символическую акцию здесь, в Великобритании. Никаких намеков на то, что, когда или где, но якобы там говорится, что «пришел человек, чье имя — Месть важнее Бога».
Уэдерби на мгновение застыл не мигая.
— И ты думаешь, что человек, о котором они говорят, может быть нашим бесшумным стрелком из Норфолка? — сказал он осторожно.
Лиз ничего не сказала. Уэдерби потянулся к одному из нижних ящиков своего стола. Открыв его, он достал бутылку виски «Лэфройг» и два стакана и плеснул понемногу в каждый. Подтолкнув один из стаканов к Лиз и подняв руку, желая указать, что она должна оставаться на месте, он снял трубку с одного из телефонов, стоявших на столе, и набрал номер.
Звонок, мгновенно поняла Лиз, был его жене.
— Как прошло сегодня? — пробормотал Уэдерби. — Тяжело было?
На ответ ушло некоторое время. Лиз сосредоточилась на дымном вкусе виски, на стуке дождя в окно.
— Мне придется задержаться, — говорил Уэдерби. — Да, боюсь, у нас тут что-то вроде кризиса и… Нет, я не стал бы, если бы это не было абсолютно неизбежно, я знаю, что у тебя был адский день… Позвоню, как только доберусь до машины. Нет, не жди меня.
Положив трубку, он сделал большой глоток виски, а затем повернул одну из фотографий, стоявших у него на столе, так, чтобы Лиз могла ее видеть. На фотографии была женщина в футболке в синюю и белую полоску, сидевшая за столиком в кафе с кофейной чашкой в руке. У нее были темные волосы и тонкие изысканные черты лица, и она смотрела в камеру, удивленно наклонив голову.
Больше всего Лиз поразил цвет ее лица. Хотя ей не могло быть больше тридцати пяти лет, ее кожа была цвета слоновой кости, столь бледная и бескровная, что казалась почти прозрачной.
— Это называется аплазией красных кровяных телец, — сказал Уэдерби спокойно. — Это заболевание костного мозга. Каждый месяц ей требуется переливание крови, и как раз сегодня она была в больнице.
— Я сожалею, что принесла новость, которая задержит вас здесь, — сказала Лиз.
Легкий кивок головы.
— Ты все сделала исключительно хорошо. — Он слегка покрутил «Лэфройг» и поднял стакан, криво улыбаясь. — Помимо прочего, ты дала мне повод испортить вечер Джеффри Фейну.
— Да, это кое-что.
В течение минуты-другой, допивая свое виски, они сидели в заговорщической тишине. Отдаленное гудение пылесоса подсказало Лиз, что прибыли уборщики.
— Ступай домой, — сказал он ей. — Я начну оповещать всех, кто должен знать.
— Хорошо. Сначала, однако, я вернусь на свое место, чтобы отправить несколько запросов по Перегрину Лейкби.
— Ты завтра возвращаешься в Норфолк?
— Думаю, надо будет.
Уэдерби кивнул:
— Тогда держи меня в курсе.
Лиз встала. Баржа на реке издала длинный скорбный стон.
После сырой ночи день занялся ясный. Лиз вела машину на север в сторону М-11, и дорога шипела под шинами ее «ауди». Спала она плохо. Аморфная масса беспокойства достигла критической величины, и чем более отчаянно она искала забвения на мятых простынях, тем быстрее стучало в груди ее сердце. Она знала, что под угрозой находятся жизни людей, и образ пробитой головы Рея Гантера бесконечно воспроизводился у нее в мозгу.
Она хотела выехать пораньше, чтобы побыстрее выскочить из Лондона, но, к сожалению, у большинства жителей города, похоже, появилась та же самая идея. К одиннадцати часам она все еще была в полудюжине миль от Марш-Крик, застряв на узкой дороге позади открытого грузовика, груженного сахарной свеклой.
В конечном счете она запарковалась у «Трафальгара» и, войдя внутрь, увидела, как Черисс Хоган протирает стаканы в пустом зале.
— Опять вы! — сказала Черисс, бросая Лиз ленивую улыбку. Она была одета в облегающий свитер цвета лаванды и выглядела довольно привлекательно, на цыганский манер.
— Не найдется ли у вас комнаты? — поинтересовалась Лиз.
Черисс удивленно изогнула брови и неторопливо удалилась в затененную кухню — видимо, чтобы посоветоваться с хозяином.
