С пониманием этого пришло осознание того, где он находится, и сюрреалистичные воспоминания о высадке на берег и нападении в туалете. Его не особенно беспокоил тот факт, что он забрал жизнь другого человека. Но убийство привлекло внимание к району, и это было плохо. Он ничего не сказал девушке об убийстве лодочника — тот факт, что скоро начнутся полномасштабные поиски убийцы, вывел бы ее из равновесия. Сам он чувствовал себя отстраненно, как если бы смотрел на себя со стороны. Как странно было оказаться на этом холодном и одиноком берегу, на земле, где он почти наверняка умрет. Чему быть, однако, того не миновать.
Он почти не помнил, как попал сюда. Он изо всех сил старался бодрствовать, но усталость спутала его чувства.
Девушку он едва замечал. В Тахт-и-Сулеймане ей приходилось туго, рассказал ему обучавший ее человек, но она не сломалась. Она была умна, что обязательно в партизанской войне, и отважна. Фарадж предпочел не спешить с выводами. Любой может быть храбрым в истеричной, заполненной лозунгами атмосфере тренировочного лагеря моджахедов. Но ответы на важные вопросы приходят только в момент совершения акций. Момент, когда боец вглядывается в свою душу и спрашивает: могу ли я сделать то, что должно быть сделано?
Он осмотрелся. Около его кровати стоял стул, на котором лежал свернутый красный махровый халат. В ногах кровати лежало полотенце. Приняв приглашение, казалось исходившее от этих предметов, он снял грязную одежду и надел халат.
Осторожно, с оружием в руке, он открыл дверь в главное помещение бунгало и босиком ступил через порог. Девушка стояла к нему спиной, наполняя чайник из крана. Обернувшись и увидев его, она сильно вздрогнула и схватилась рукой за сердце.
— Прости, ты меня так… — Она опустила голову с извиняющимся видом и взяла себя в руки. — Салам алейкум.
— Алейкум салам, — ответил он серьезно.
Какое-то мгновение они рассматривали друг друга. У нее были карие глаза и каштановые волосы, спадавшие на плечи. Черты ее лица, хотя и довольно приятные, были совершенно незапоминающимися. Она была человеком, мимо которого вы пройдете по улице, не заметив.
— Ванная? — предположила она.
Он кивнул. Зловоние трюма «Сюзанны Ханке» — рвота, трюмная вода и пот — все еще витало вокруг него. Женщина вручила ему несессер и провела в ванную. Положив пистолет на пол, он включил кран горячей воды.
Он расстегнул молнию несессера. В дополнение к обычным туалетным принадлежностям там лежал большой пакет первой помощи и такие же, как у нее, часы для подводного плавания. Одобрительно кивнув, Фарадж взялся за бритву.
Когда он наконец появился, она готовила еду. Приборы были разложены, тарелки стояли на столе, и в воздухе витал запах курятины с пряностями. В крошечной спальне он надел одежду, купленную ею для него в Кингз-Линн накануне. Вещи были хорошего качества: светло-голубая саржевая рубашка, темно-синий свитер, летние хлопчатобумажные брюки, прогулочные туфли из оленьей кожи. Чувствуя себя немного неуверенно, он возвратился в центральную комнату, где женщина в бинокль осматривала горизонт. Услышав его, она обернулась и осмотрела его сверху донизу.
— Удобно ли сидит одежда? Я использовала те размеры, что мне прислали.
— Сидит все хорошо, но одежда кажется… слишком изысканной? Люди будут обращать внимание. — Он выдвинул один из стульев и сел за стол.
— Пусть себе смотрят. Они будут видеть респектабельного профессионала, приехавшего на рождественские каникулы. Адвоката, возможно, или врача. Кого-то, чья одежда говорит, что он один из них.
— Разве я похож на такого человека?
— Будешь похож, когда я сделаю тебе правильную стрижку. Но сначала ты должен поесть.
Его брови поднялись на мгновение, но затем, видя серьезность ее лица, он согласно кивнул. Именно для этого она здесь и находилась. Принимать такие решения. Сделать его «невидимкой». Он взял нож и вилку и начал есть. Рис был переварен, но курица оказалась хороша.
Он ел молча, жуя с тщательностью человека, который долгое время привык довольствоваться малым. Закончив, он поднял на нее глаза и заговорил:
