Как же возникло это мирское искусство и какую роль играло оно в жизни аборигенов? Маунтфорд отмечает, что в Северной Австралии люди оказывались в сезон дождей подолгу привязанными к своим жилищам — пещерам и хижинам из коры. Коротая там дни и недели, слушая, как проливной дождь стучит по эвкалиптовым деревьям, превращая окружающие равнины в топкие болота, они рисовали на стенах пещер и коре картины, служившие своего рода наглядными пособиями для молодежи. Передача традиций и основных понятий играла важную роль в примитивном обществе, и показ рисунков, очевидно, сопровождался пространными объяснениями. Кроме того, художники пользовались случаем, чтобы поупражняться в мастерстве и обучить юных членов племени технике рисования. Вполне возможно, что часть изображений выполняла роль иллюстраций к своим и чужим рассказам — так, должно быть, появились корабли и пистолеты, виденные нами в Нурланджи.
И все же главным побудителем изобразительного творчества аборигенов были верования, Самые простейшие наброски имели тайный магический смысл, который не дано понять непосвященному. Будь мы археологами, мы могли бы принять «макассарскую трубку» Магани, разрисованную по всему мундштуку заштрихованными треугольниками, за обыкновенный бытовой предмет, от нечего делать украшенный владельцем. Ведь своеобразный геометрический орнамент вполне мог служить лишь для того, чтобы отличить эту трубку от ей подобных. Без объяснений Магани мы бы никогда не узнали, что эти фигуры символизируют не-не-не — грозовые тучи, которые нагнал Юрлунггур при выходе из священного источника. Нам никогда бы не открылось, что эти треугольники — тайные знаки личного тотема, тщательно скрываемые от глаз женщин и детей.
Проливает ли это свет на мотивы, побуждавшие людей на заре истории создавать дошедшие до нас произведения искусства — наскальные изображения в пещерах Европы? Эти древние творения, в особенности величественные картины в галереях Ласко, эстетически, несомненно, превосходят рисунки аборигенов. Однако тематика, композиция и манера исполнения нурланджийских рисунков весьма напоминают доисторические фрески. Поэтому сразу же возникает вопрос: есть ли что-либо общее между людьми, создавшими эти произведения искусства?
Аборигенов считали древнейшей ветвью человечества. Полагали, что они мигрировали в Австралию через Азию и острова Индонезии, которые в те времена отстояли от континента не так далеко, как сейчас. Установлено, что аборигены появились в Австралии десять-двадцать тысяч лет назад. На скалах в Сахаре и в пещерах Южной Испании сохранились созданные исчезнувшими народами изображения бегущих тоненьких фигур, поразительно похожих на арнемлендских мими. Если аборигены действительно пришли в Австралию из Европы, то эти рисунки — «верстовые столбы» на их многовековом пути через полсвета.
Другие авторитеты считают, основываясь на анатомических данных, что аборигены не имеют ничего общего с европейцами, а являются потомками вымершей ветви доисторических людей, чьи черепа были найдены на Яве и в Китае. В любом случае получается, что на определенном этапе своей истории аборигены двигались через Азию, оставляя на всем пути следования небольшие колонии своих потомков. Ряд этнографов причисляют к ним айнов в Японии, веддов на Цейлоне (Шри Ланке), малайских сакаев и отдельные племена Новой Гвинеи и Новой Каледонии.
Независимо от того, связаны ли аборигены каким-нибудь образом с людьми каменного века, рисовавшими в пещерах Европы, ясно одно: и те и другие находились на одинаковом уровне развития. И те и другие были кочевыми охотниками, одни добывали кенгуру и черепах, другие — диких буйволов и мамонтов. Ни те ни другие не овладели еще приемами одомашнивания животных и земледелия и потому не могли вести оседлый образ жизни. Возможно, сходство условий их жизни породило и сходные верования, что объясняет близость созданных ими рисунков. Но это лишь гипотеза, которую в равной степени трудно как доказать, так и опровергнуть.
Следует подчеркнуть одно важное обстоятельство: в рисунках аборигенов заключен сложный, тщательно продуманный смысл, и уже это само по себе свидетельствует о том, что трактовку доисторических изображений нельзя сводить к простому однозначному объяснению. Безусловно, для художников Ласко их творения тоже были частью охотничьей магии: рисуя пораженного стрелой буйвола или раненого бизона с вываливающимися внутренностями, они рассчитывали, что это принесет им удачу в охоте. Но разве не могло быть у этих замечательных фресок иного — культурного — подтекста?
