– Вы ведь к нам из глубинных провинций пожаловали?
– А что, так заметно… – Карташ заглянул в визитку, – Виталий Сергеевич?
– Скорее не по вам, – помотал головой толстяк, – а по вашей спутнице…
Видимо, прочитав что-то такое в глазах Карташа, он поспешил объяснить:
– Бога ради, не подумайте, что я намекаю на какие-то оплошности в этикете. Какой там этикет в наше время… Просто посмотрите на наших питерских барышень и на вашу спутницу. Чувствуете разницу? Наши или бледные, или с ламповым загаром, на худой конец – с недавним заграничным… А у вашей загар натуральный и притом явно отечественного происхождения. Да и румянец не косметический.
Карташ не стал разуверять Виталия Сергеевича относительно отечественности Машиного загара – потому как Туркмению можно причислять к отечеству разве только в том случае, ежели верить, что по-прежнему обитаешь в Советском Союзе.
– Да я и не выдаю себя за столичную штучку, – сказал Карташ. – Шантарские мы. Бывали?
– Не довелось, – толстяк помотал головой и взял с подноса бокал с виски. – Что ж, давайте выпьем за процветание вашего Шантарска!
Толстяк тяпнул ячменного напитка столь залихватски, что и Карташу тут же захотелось. А там следом Алексей отведал и блюдо, что так настоятельно рекомендовал его новый знакомый. На вкус сия штучка оказалась вполне приемлемой, желудку понравилось. Сжевав одну, Карташ потянулся и за второй.
– Ага, говорил я вам, что стоящая вещь! – обрадовался толстяк по имени Виталий Сергеевич, будто он-то повар и есть. – Ну, давайте еще глотнем, теперь уж за Питер…
Потом закурили. Посмотрели на то, как начинаются испытания автомобиля. Первым в салон забрался мужчина лет тридцати с небольшим, но уже совершенно седой, сел за руль, а пассажирские места заняли три хохочущих блондинки. По тому, как первый испытатель взял с места и съехал с покатого бока подиума, чувствовался немалый лихаческий опыт. «Ох и достанется сегодня машине, – машинально отметил Карташ. – Впрочем, устроители акции, думается, знали, на что идут».
– Послушайте… – вдруг сказал толстяк, смущенно потирая нос. – Может, не мое это дело, да и зарок давал не лезть в чужие дела… Но я все же дам вам совет. Не хочется, чтобы вышел инцидент и вы уехали от нас с обидой. И не люблю, знаете ли… – Виталий Сергеевич поморщился и фразу не договорил. – Поглядите в окно. Видите, с кем стоит ваша подруга?
Маша на крыльцо не вышла, она осталась в холле. Ее было прекрасно видно сквозь огромные, от пола идущие окна. И сейчас Маша пребывала в компании невысокой женщины лет сорока, по всем признакам бизнес-вумен, и молодого чернявого субъекта с серьгой в ухе.
– Вижу, – сказал Карташ. Пожал плечами. – Ну и что?
– Я имею в виду этого молодца, – собеседник Карташа замялся. – Как бы вам сказать… Это проблемный человек. А ваша подруга вовсю любезничает с ним… Он может это не так расценить. – И толстяк, понизив голос, раздельно произнес: – На всякий случай от него лучше держаться подальше.
Нарываться на совершенно непонятные сложности в планы Карташа никак не входило. С другой стороны, кто сказал, что тучный Виталий Сергеевич – наш безусловный друг и добрый советчик? Вдруг как раз именно от него следует держаться подальше…
– И что такого в этом юнце? – спросил Карташ, еще малость отхлебнув виски.
– Вы просто не знаете, кто он.
– А кто он?
Виталий Сергеевич бросил быстрый взгляд вокруг, подвинулся поближе к Карташу:
– Его отец…
Толстяк назвал фамилию, какую даже в Шантарске обязан знать любой, мало-мальски интересующийся политикой. Или хотя бы имеющий телевизор.
– Вы не местный, – продолжал Виталий Сергеевич. – А в черте города семейка его влиятельна весьма. Почему я вас и предупреждаю. Других-то чего предупреждать, сами все знают…
– И чего именно я должен опасаться? – спросил Карташ.
– Были, знаете ли, всякие прецеденты, – неопределенно махнул бокалом Виталий Сергеевич. – Он с дурью в башке. Никогда неизвестно, что ему в следующий момент втемяшится. А если втемяшится, он будет переть, как танк, не видя оград и заборов, до упора. И ваша подруга ему определенно понравилась. На всякий случай говорю.
