Столики небольшого кафе выставлены под навесом так, что мешают движению толпы. Здесь можно распить через соломинку из высоченного стакана освежающий напиток «лю-лю», съесть пломбир, выпить чашку крепкого кофе.
Группа крестьян с загорелыми лицами, в широкополых шляпах останавливается послушать уличных музыкантов, которые пристроились под тенью огромной акации. Двум гитаристам в жилетках аккомпанируют флейтисты, а соло выводит усатый юноша на окарине — инструменте, сделанном из морской раковины. Музыканты сопровождают игру пением.
Возле певцов останавливает упрямого мула красавец мексиканец с сощуренными глазами и узкой полоской усов. На плече его кипа домотканых ковриков для продажи. Он не прочь послушать музыкантов, а может быть, и попеть с ними. Жена тянет супруга за рукав и бранит, показывая на кипу непроданных ковриков. К ее спине туго подвязан широкой шалью ребенок.
Неожиданно, поднимая пыль, подходит автобус. Он оттирает музыкантов и слушателей. Пассажиры забивают проходы, висят на подножке. Кто-то из них привязал к крыше веревками корзины с ананасами и апельсинами.
Мы снова мчимся по дорогам, обгоняя запыленные автобусы, пересекая железнодорожные линии, проскакивая мимо селений и асиендо.
Наша работа в этом районе закончена, и я — увы! — должен расстаться с Плетчем и Альваресом. Нелегкие разъезды, долгие дни, проведенные вместе в затерявшихся селениях, а главное — сердечность и простота установившихся отношений сблизили нас троих, и всем нам не хочется расставаться.
Оба мексиканца честно признались мне, что они немного побаивались этой поездки вначале. Кто его знает, каким спутником окажется инспектор Всемирной организации здравоохранения, хлопот с ним не оберешься! Но уж само признание свидетельствовало о том, что я не оправдал их опасений! Я с грустью пожимаю им руки, благодарю за сердечное гостеприимство. Они представляют мне прибывшего из Мехико врача Франко и молодых людей, тоже медиков, его помощников. Они будут сопровождать меня до Мексиканского залива.
С первых же минут я убеждаюсь в том, что меня сопровождает дружный, сработавшийся коллектив. Они весело перебрасываются остротами, подтрунивают друг над другом. И в работе чувствуется крепкая взаимная поддержка.
Пользуясь испанским языком в общении с другими, Франко стремится перевести мне на английский язык любой разговор или чье-нибудь острое замечание, чтобы сгладить нашу языковую разобщенность.
Отряд маляриологов мчится в Веракрус с лозунгом «смерть комарам», но боюсь, что на нашу долю уже ничего не достанется, санитары, вероятно, постарались настолько, что сохранили только несколько комаров в садках специально для того, чтобы мы могли отвести душу и казнить насекомых лично.
— Но вам повезло, — обращается ко мне Франко. — Вы попадете на прекрасный матч!
— Матч? Где, когда? — хором вскрикивают его помощники.
— На первой остановке! Мы покажем русскому, как у пас играют в футбол!
Осторожное замечание, явный намек на мой возраст.
— Доктору все интересно! Кроме того, он с удовольствием возьмет на себя роль судьи! В футболе я кое-что смыслю!
— Между прочим, вы, вероятно, знаете, что Мексика — родина футбола?
— До сих пор об этом я не слышал.
Кукуруза, кактусы, хинное дерево, шоколад и какао, томаты, фасоль, мексиканский вид хлопчатника — все это, бесспорно, мексиканского происхождения. Но футбол?
— Да, и футбол, — уже серьезно говорит Франко. — У ацтеков была игра в мяч, которую трудно назвать иначе.
Правда, мяч у них был каменный — из обсидиана и его катали по полю. Знатные юноши с детства учились игре, и по большим праздникам игра в мяч собирала множество зрителей.
У ацтеков были специальные стадионы для футбола. Болельщики были в те времена куда азартнее наших. Неудачливых игроков иногда просто убивали!
Об этих играх сохранилось много свидетельств — в барельефах на древних храмах, в цветных мозаичных фресках. Наши археологи находили при раскопках и сами мячи — прекрасно отточенные обсидиановые шары.
Мы бы не смогли играть таким мячом. А они играли! Да еще как! Крепкие были мальчики, ничего не скажешь.
