Оба моих спутника прекрасно знают свою страну, изъездили ее вдоль и поперек, им знакомо каждое селение, каждый городок. Они любят ее искренне и понимают, как много еще надо сделать, чтобы всем мексиканцам жилось сносно.
Большинство населения живет еще в тяжелых условиях: не хватает продовольствия, питьевой воды, жилья, доступной медицинской помощи… Многие крестьяне получают воду из колодцев и родников. Остальные пользуются водой из загрязненных озер или прудов, в которых скапливается дождевая вода. Отсюда эпидемии желудочных заболеваний; высока детская смертность — в 1960 году из каждой тысячи новорожденных умирало от восьмидесяти до ста детей. Но и среди взрослых смертность не меньшая. По сведениям, опубликованным ООН, средняя продолжительность жизни мужчин в Мексике равна 37 годам, женщин — 39.
Вдоль дороги из Пуэблы то и дело попадаются кирпичные здания. Иные из них целы, другие полуразрушены. Густые заросли скрывают от глаз многое, но все же даже на ходу из машины видна добротность построек. Окна и двери там, где они сохранились, отворены настежь или, наоборот, забиты наглухо.
— Почему здесь так много заброшенных домов? Куда девались хозяева?
— Сбежали! Это асьенды (усадьбы) помещиков, — сообщает доктор.
— Но почему тогда дома пустуют? Отчего их не отремонтируют и не отдадут крестьянам?
— Но кто же согласится жить в этих проклятых народом домах! Кто захочет войти в них!
И я с горечью думаю, что куда полезнее отремонтировать дома помещиков и отдать общинам, чем, предав анафеме. камни, предоставить их разрушению!
* * *
Мы попадаем в самую гущу районов, слывущих малярийными. Туда не легко пробраться по проселочным дорогам. Они проезжи только на протяжении полугода. Особенно труднодосягаемы селения индейцев в лесах. К ним можно проникнуть только на лошадях.
В пути мы изучаем карту. Она разбита на зоны. Вот восьмая зона, она занимает территорию в 26 тысяч квадратных километров. Зону обслуживают 300 врачей и 2200 добровольцев.
На карте я вижу наколотые разноцветные флажки с номерами.
— Что означает, допустим, вот этот флажок № 29? — спрашиваю я санитара-маляриолога в военной форме, встреченного мной в одной из походных малярийных станций.
Он заглядывает в толстую тетрадь и по-военному отчеканивает:
— Это верховая лошадь, по кличке Вентеррон Уракан (ураганный ветер). На ней послан в горное село номер восемь сержант Хозе с гидропультом и запасом ДДТ.
Добровольцев мы встречаем повсюду. Почти в каждом селении. Это учителя, лавочники, крестьяне.
— А есть ли среди них мексиканцы, говорящие на местных индейских диалектах?
— В том-то и беда, — отвечают мне, — что нет! Местные жители, как правило, не знают испанского языка. Они говорят на ацтекском, пополока, алто, мистеко, тлапанеко, на сорока шести различных местных диалектах.
— В этом одна из наибольших трудностей наших маляриологов, — жалуется Альварес. — Одними жестами всего не объяснишь. А малярийному комару нет дела до того, сумели мы найти друг с другом общий язык или нет. Он упрямо творит свое жестокое дело, заражает малярией без разбору.
Мы останавливаемся в селении, где отмечено несколько свежих случаев малярии. По всем данным, этого здесь не должно было случиться. Селение значилось как «вполне благополучное». И вдруг неожиданный сигнал — малярия!
Возможно, что малярийные комары могли сохраниться в забитых досками жилищах. Или пробраться туда сквозь щели в разбитые стекла пустующих домов. Пустующих потому, что многие крестьяне из-за засухи и неурожая уходят на многие месяцы в города на заработки. Свое жилье они наглухо заколачивают, и такие недоступные для обработки дома превращаются в источники малярийной инфекции. Другие укромные места комары находят в многочисленных храмах и домах богачей. В них не разрешается вход санитарам с их распылителями. Не пускают санитаров и в частные сады. А там, как правило, много декоративных водоемов; в них-то и находят удобное пристанище анофелесы.
И это несмотря на то, что каждый простой мексиканец знает теперь, кто истинный виновник болезни, каждый крестьянин сам истребляет комаров и помогает санитарам в их нелегком труде. Вскоре я убеждаюсь в этом сам.
