– Хорошо тебе смеяться, – оборонительно огрызнулся Джонатан, – ты-то всегда выглядишь как с обложки журнала!
Обыкновенно великодушный, Джонатан с завистью рассматривал лейтенанта, вошедшего за ним в кабину, которую им предстояло делить во время переезда из Калькутты в Суэц. Новый сосед принадлежал к тому типу мужчин, чьи благородные аристократические черты волшебным образом вызывают сияющий блеск в глазах юных девиц. Униформа цвета хаки с бордовым кантом по воротнику и обшлагам идеально шла к светлым волосам и смугловатому лицу лейтенанта. Обладатель этой одежды носил ее с естественной, преисполненной уверенности элегантностью. Джонатан же, напротив, казалось, был навеки обречен оставаться для представительниц противоположного пола лишь таким другом, перед которым они могли выплакаться, когда им разбивали сердца мужчины, типажом напоминающие бравого лейтенанта. Когда Джонатан улыбался, демонстрируя легкий разъем в верхних зубах, впадинки на щеках превращались в ямочки и делали его похожим на мальчишку – в двадцать-то с лишним лет! Дела это никак не улучшало…
Но обезоруживающая открытость в стальных серых глазах, с какой лейтенант протянул ему правую руку и представился Ральфом Гарреттом, смягчила неприязнь, охватившую было Джонатана. Уже по цвету формы он определил, что сосед его служит в корпусе разведчиков, и проникся к тому уважением. Раз служит в элитном индийском подразделении королевской армии, уж точно не изнеженный трус! Вскоре Джонатан в этом убедился – они с Ральфом очень весело проводили время за выпивкой и рассказами о военной службе в Индии. Оказалось, сам Ральф Гарретт познал тот род любовной тоски, от которого помогает лишь виски в обильных количествах. Не успел «Прекурсор» выйти в открытое море, как двое стали друзьями.
– Я-то? – Ральф возмущенно оглядел себя. Узкие штаны перепачканы, сапоги в пыли, мундир пропитался потом. Он чувствовал, что его обычно аккуратно причесанные волосы растрепались и несколько прядей прилипло к горячим вискам. Он с шуршанием провел кончиками пальцев по щетине на щеках и подбородке. И добродушно пожурил Джонатана:
– Дружище, да ты, верно, шутишь! Или ослеп? Представляю, какие глаза будут у твоих родителей, когда мы, словно двое бродяг, окажемся сегодня у их двери.
– Им не привыкать! – ухмыльнулся Джонатан, а в его зеленых в крапинку глазах заплясали озорные огоньки.
– Значит, я смогу у вас переночевать? – переспросил, чтобы удостовериться, Ральф. Джонатан гостеприимно махнул рукой.
– Разумеется. Гостям у нас всегда рады. Моя матушка беззаветно ухаживает за усталыми и голодными путниками, неожиданно возникающими у порога.
Ральф благодарно кивнул и какое-то время молчал, а потом спросил, слегка прищурив глаза:
– Как же я представлюсь твоей семье?
– Погоди-ка.
Джонатан вытащил из внутреннего кармана формы конверт и протянул ему фотографию в темно-коричневых и бежевых тонах. Уже немного запачканную, с одной стороны надорванную, с загнутыми уголками. Прощальный подарок Гринвудов, с тяжелым сердцем проводивших единственного сына и брата в Индию, куда он поступил в войска Ост-Индской компании в качестве лейтенанта медицинской службы. С тех пор Джонатан всегда носил фотографию с собой, как талисман.
– Позвольте представить, – провозгласил он, жестом соединив Ральфа и присутствующих на фотографии, – лейтенант Ральф Гарретт, из корпуса разведчиков, второй сын третьего барона Челтена, – ой!
Ударом в голень Ральф напомнил, что никакого значения не придает «дворянскому хламу», как он всегда выражался.
– Обычное дело, – проворчал Джонатан, потирая ушиб. – Дворянин, прорва денег, роскошное фамильное гнездо – и манеры сапожника!
Он со смехом уклонился от вновь грозившего ему сапога.
– Так ты дашь мне представить семью или нет?
Под благосклонное ворчание Ральфа Джонатан передвинулся на краешек сиденья, держа фотографию боком, и принялся указывать на каждого по очереди:
– Мой отец, Джеральд Гринвуд, профессор истории Древнего мира и филологии в Баллиол-колледже. Моя мать, Марта Гринвуд, урожденная Бентхэм. Наша младшенькая, Ангелина…
