– Как неучтивость с моей стороны, за которую я приношу извинения.
– Вы и думать обо мне забыли, признайтесь. Мне кажется, мы хорошо разбираемся друг в друге.
Он подошел к ней поближе и заглянул в глаза.
– Разве? Позволю себе с тобой не согласиться. То, что мы знакомы почти всю жизнь, не означает, что мы знаем друг друга по-настоящему, как следует знать людям, вступающим в брак. Мы почти чужие, Джейн. – Он улыбнулся, блеснув зубами и не сводя глаз с ее пухлого рта. – Тем интереснее узнавать друг друга, не так ли, Джейн? У нас с тобой все впереди.
Голос его звучал ласково, а темные, почти черные в неярком свете камина глаза весело сверкали, словно его забавляло смущение, охватившее ее. Она сделала шаг в сторону, не желая стоять с ним рядом. Почему он приводит ее в такое замешательство?
Как странно – он одновременно отталкивал и притягивал ее. Джейн не могла разобраться в собственных чувствах. Гнев и строптивость уступили место сомнениям.
Но он сказал правду – они давно знакомы, однако друг друга не знают. Правда, он имел в виду супружескую близость. Это смущало, так как в своих мыслях она не заходила дальше свадьбы. Ей вспомнилось его крепкое объятие, когда она рыдала у него на груди, а он ее утешал. Как ласков он был и какие мягкие у него губы! Джейн понимала, что все преграды между ними вот-вот рухнут, ведь она превратилась из ребенка в девушку.
Ее бросило в жар, и она, пытаясь скрыть неловкость, отвернулась.
– Значит… я должна жить в Дейтоне.
– Да.
– А Боуден?
– Боуден теперь мой.
Боль и гнев охватили Джейн. У нее все поплыло перед глазами. Боуден больше не принадлежит ее семье, а отдается этому парламентаристу, равнодушному и самоуверенному. И это после всего ею пережитого! Джейн казалось, что ее положили в гроб и забили в крышку последний гвоздь. Она с трудом подавила слезы.
– Я вас правильно поняла: Боуден поступает в распоряжение парламента, на имущество будет наложен арест и вся семейная собственность конфискуется?
– Да, это так.
– Что ж, позвольте вас поздравить, – ядовито сказала она. – Получается, что несчастья, обрушившиеся на мою семью, пошли вам на пользу.
Эдвард сердито прищурился.
– Земля и замок переходят ко мне по желанию твоего отца. В письме он изложил тебе свою волю. Я не предполагал безвременной кончины Джеймса и вовсе не собирался обогатиться таким образом.
– А что станет с моей мачехой и сестрами?
– Ваши земли почти не дают дохода. Последние годы выдались неурожайными, да и твой отец щедро снабжал роялистов деньгами, способствуя собственному разорению. Но ты можешь не беспокоиться – они не умрут от голода и будут жить здесь, как и раньше.
– Понятно. Я вижу, все учтено. – Вздохнув, Джейн отвернулась от Эдварда. – Я должна тотчас послать письмо мачехе. Смерть отца станет для нее ужасным ударом. Она поспешит вернуться в Боуден. Мы сможем отложить похороны до ее приезда?
– Конечно. Если ты напишешь ей письмо, я позабочусь, чтобы его немедленно отвезли в Ньюингтон.
– Спасибо. А… вы все же настаиваете, чтобы я уехала с вами в Дейтон после похорон?
– Да, настаиваю, – твердо ответил он.
– А… наша свадьба? – не поднимая глаз, неуверенно спросила Джейн и покраснела.
Он усмехнулся.
– Я не такой уж бесчувственный. При обычных обстоятельствах со свадьбой следовало бы подождать, но, к сожалению, сейчас не те времена. Я понимаю, погребение и венчание должны быть разделены каким-то сроком, но, поскольку я не могу надолго задерживаться в Дейтоне, будет лучше, если бракосочетание состоится до моего отъезда.
Джейн внимательно посмотрела на Эдварда – человека, чье имя ей предстоит носить. Отец завещал ему свою собственность и свою дочь в надежде, что тот станет их спасителем. Что ж, он довольно красив – высокий, худощавый, мускулистый, темноглазый и темноволосый, лицо с резкими чертами, волевым подбородком и высокомерно изогнутыми губами. Движения неторопливы и отличаются аристократическим изяществом. Чувствовалось, что человек он жесткий, непреклонный, но справедливый – к этому его приучила военная жизнь. Ей стало неуютно от его пристального взгляда, словно пойманной птице, которую собирались засадить в клетку.
