— Они старались тебя хорошенько накормить, потому что потом тебе придется есть мою стряпню и помогать мне покупать продукты, — сказал Джон и улыбнулся мне. На этот раз улыбались не только губы, но и глаза, и я впервые заметила, что у него необычайно длинные для мужчины ресницы.
— Вообще-то Джон неплохо готовит, — сказала Сьюзен, которая весь ужин разглядывала меня с нескрываемым любопытством. Это была симпатичная девочка-подросток, которая и не подозревала, что я всего на три года старше и у нас с ней гораздо больше общего, чем она думает.
Сразу после чая они продолжили сборы, а потом обняли меня, заверили, что было «very nice» со мной познакомиться, и исчезли, прежде чем я успела что-то сообразить. Я повернулась к Джону, и он обнял меня.
— Ты им понравилась. Я так и знал!
Я уткнулась носом в его белую рубашку и едва успела уловить аромат стирального порошка и еще чего-то, как Джон отпустил меня.
— А теперь мы пойдем в сад. Ты почитаешь, а я принесу нам еще чаю, — сказал он и взял меня за руку.
Мы вышли в сад, который не было видно от парадного входа. Там были сотни цветов, но я помню только розы — кусты и шпалеры. Белые, желтые, розовые. Большие и маленькие. Распустившиеся цветки и бутоны. Я никогда еще не видела ничего подобного.
— Мама любит возиться в саду, — ответил Джон на мой немой вопрос и достал шезлонг.
Пока я нюхала розы, он сходил в дом и вернулся с пледом и газетой.
— Садись и отдыхай, — сказал он, подталкивая меня к шезлонгу и вручая газету.
Я посмотрела на него снизу вверх, и мне стало не по себе: столько сдержанных эмоций было в его взгляде. Рубашка распахнулась на груди, короткие волосы растрепались. Глядя, как он идет к дому, я вдруг подумала, что с того момента, как ступила на британскую землю, слышу о себе только хорошее. Мне стало трудно дышать. Я откинулась на шезлонге и прикрыла глаза, чувствуя, что меня охватывает жар, а на глаза наворачиваются слезы. До меня доносилось жужжание шмеля, аромат роз пьянил. Я расслабилась и задремала. А когда открыла глаза, передо мной стоял Джон с подносом, на котором были чайник, две чашки и вазочка с конфетами.
— Я подумал, что ты не успела проголодаться после ужина, — сказал он, словно оправдываясь, что больше ничего не принес, и поставил поднос на траву.
Вставая, чтобы сесть рядом с ним на землю, я заметила, что за те несколько минут, что спала, вся моя одежда и даже покрывало успели пропитаться потом.
Не успели мы поднести чашки к губам, как зазвонил телефон. Джон пошел в дом и скоро вернулся, смеясь:
— Это была мама. Она хотела проверить, хорошо ли я себя веду, так сказать, не пристаю ли к тебе. Ты ей очень понравилась. Даже за такое короткое время.
Я честно ответила, что они мне тоже понравились, сделала глоток чая и обнаружила, что он очень вкусный. Джон рассказал, что ему пришлось сдавать еще один экзамен и что его выгнали бы, потерпи он неудачу. Но ему повезло: он справился со всеми заданиями. Теперь ему предстоит плавать на разных кораблях, и он, возможно, начнет изучать устройство подводных лодок.
— Наверное, тяжело так долго жить вдали от семьи и друзей? — не удержалась от вопроса я, хотя уже спрашивала раньше.
Джон минуту смотрел на меня, потом перевел взгляд на цветы. Когда он снова повернулся ко мне, мне показалось, его глаза увлажнились, но я могла ошибаться.
— Иногда да. А иногда нет. Я безумно благодарен судьбе за возможность быть в море, когда штормит и когда оно спокойно, как это бывает и со мной тоже. Море — идеальное место для того, кто хочет что-то забыть или взглянуть на мир другими глазами.
Он нахмурил брови, и я решила его больше не расспрашивать. Мы молча сидели на траве и пили чай, пока Джон не спросил, чем бы я хотела заняться завтра.
— Мама предлагала отвести тебя в церковь. Не знаю, с чего это взбрело ей в голову, наверное, она думает, что тебе интересно посмотреть службу в другой стране. А может, она решила, что в храме я не осмелюсь тебя домогаться.
— Вообще-то, я с удовольствием пошла бы в церковь. Я посещала воскресную школу в детстве, и нам рассказывали о религиозных обрядах разных стран.
