Она поняла, что местность эта где-то страшно далеко, еще дальше Сибири, наверное дальше тех краев, куда отправился, будучи школьником, ее сын. Лия и слушать не хотела об отъезде. И особенно тогда, когда узнала, что одним из первых туда собирается Лемех Лемперт.
Этот человек никогда не пользовался симпатией жильцов дома на Дворцовой улице.
Знали, что он побывал везде и всюду и нигде не сумел пристроиться к какому-нибудь делу.
Это был приземистый, коротконогий человек с редкой, всегда аккуратно расчесанной седоватой бородкой. Трудно было смотреть ему в глаза — они все время беспокойно бегали. Одет Лемперт был всегда чистенько, в руках вертел тросточку.
Известно о нем было, в общем, очень мало. Знали, что он когда-то вел богатую жизнь в Одессе. Источники богатства Лемперта, судя по всему, были весьма сомнительного свойства, так как он скоро угодил в тюрьму. Потом приехал в Кировоград, открыл галантерейную лавку, но лавка, очевидно, служила ширмой для каких-то других дел. В результате он снова попал в тюрьму. А потом Лемперту стало уже не до лавки — время было не то.
Знали также, что Лемех Лемперт по приезде в Кировоград объявил себя вдовцом, бездетным. Женился на женщине гораздо моложе его, родилась девочка.
А спустя некоторое время, когда он уже был в тюрьме, в Кировоград приехала пожилая женщина с двумя мальчиками-подростками и заявила, что она — жена Лемперта из Одессы, что она его разыскивает бог знает сколько и наконец узнала, куда он девался…
И вот этот человек сейчас стал упорно говорить о своем намерении ехать на новые места.
— Ну конечно… Лемех Лемперт едет, и вы едете, — говорила Лия. — Но тот, по крайней мере, от двух своих жен удирает, а вы чего?
Этот вопрос не без ехидства задала она однажды товарищам мужа, биндюжникам, когда они, пропустив по стаканчику, заговорили о поездке в Биробиджан.
Потом муж ее, правда, очень робко, пытался закинуть словечко об этом, но обычно встречал такой выразительный взгляд, что дальнейшее обсуждение вопроса само по себе отпадало.
— Ну как? — спрашивали его биндюжники.
— Не выйдет! — отвечал Азриэль. — Она и слышать об этом не хочет.
— А что она говорит?
— Сами, кажется, слыхали… Больше ничего… Да я и без слов понимаю. Уж она у меня такая… Настоящая, не ледащая…
— Стало быть, кончен разговор?
— Стало быть, так…
Как раз в это время, в один из жарких летних дней, Семен пришел домой и еще на пороге чуть виновато, но с хорошо знакомой матери настойчивостью сказал:
— Мне надо с тобой поговорить…
Лия возилась на кухне.
— В чем дело?
— Я еду.
— Куда? — спросила Лия, не оборачиваясь.
— На Дальний Восток.
Лия рассмеялась.
— Чего ты смеешься, мама? — оторопел Семен.
— Тебе, я думаю, уже не двенадцать лет! — сказала она.
— А что такое? — не понял он.
— Забыл разве? В двенадцать лет ты удрал из дому… Куда это ты тогда собирался? Хоть убей, не выговорю…
— Вот ты о чем! — Семен вспомнил о своем путешествии и тоже рассмеялся. — Так ведь я мальчишкой был…
— Вот я и говорю — мальчишкой…
— Сейчас, мама, серьезно…
— Серьезно? — отозвалась мать и окинула сына таким же выразительным взглядом, какой недавно уже решил вопрос о поездке в Биробиджан Азриэля.
Однако Семен и не думал кончать на этом разговор.
— Ну чего же ты стоишь? — с удивлением спросила она.
— Мама, я решил твердо, — тихо произнес он.
Лия резко обернулась к сыну:
— А в чем дело? Чего тебе там понадобилось? Здесь тебе чего не хватает? Нет, скажи на милость, чего тебе здесь не хватает?
— У меня здесь все есть.
— Так в чем же дело?
— Я нужен там…
— Вот оно что… — насмешливо протянула Лия. — А почему ты это знаешь? Зовут тебя туда?
— Да, мама, зовут…
По тону, каким это было сказано, Лия поняла, что спорить бесполезно. В тот день об этом больше не говорили.
На следующий день, видя, что Семен не передумал, Лия, уже мягче, сказала:
— Скажи, пожалуйста, где это сказано, что ты там должен быть первый? Местность новая, далекая, ты о ней толком ничего не знаешь. Пусть пока едут другие, посмотрят, что это такое, можно ли там жить. Успеешь, не опоздаешь…
Семен изменился в лице, побледнел.
— Ждать я не буду! Я сам должен быть там!
