— Добрый день, сеньор, — сказал он. — У меня есть для вас хорошее bicho.
— О господи! — простонала Джеки. — Только этого еще не хватало.
— Вы пришли слишком поздно, мой друг, — с горечью сказал я. — Мне больше не нужны bichos.
Индеец, нахмурившись, смотрел на меня.
— Сеньор, вы ведь говорили, что покупаете bichos.
— Говорил, но это было до революции. Теперь я не могу покупать bichos, потому что не могу забрать их с собой. Пароходы не ходят. — Я показал на бродивших по лагерю животных. — Вы видите, мне пришлось отпустить всех этих bichos.
Индеец растерянно огляделся.
— Но они ведь не уходят, — резонно заметил он.
— Вижу. Но они уйдут. Мне очень жаль, но больше я не могу покупать животных.
Индеец не спускал с меня глаз. Он был совершенно убежден в том, что я сгораю от нетерпения поскорее заглянуть в ящик и узнать, кого он принес.
— Это очень хорошее bicho, — заговорил он умоляющим голосом, — чудесное bicho, очень сильное и очень опасное. Мне пришлось много потрудиться, чтобы поймать его.
— Что это за bicho? — не выдержав, спросил я.
Индеец воодушевился, его черные глаза засверкали.
— Это очень редкое bicho, сеньор, и очень, очень опасное. Это cascabel, сеньор, и такой громадный, что невозможно даже поверить, когда он сердится, он шумит, как тысяча лошадей.
Я осторожно коснулся ящика носком сапога, и тотчас же оттуда послышались те особенные, характерные звуки, которыми гремучая змея извещает мир о своем присутствии, дурном настроении и агрессивных намерениях. Эти необыкновенные звуки, начинающиеся легким шуршанием и потрескиванием с последующим переходом к громкому треску, напоминающему пальбу из игрушечных ружей, несомненно, представляют собой одно из самых любопытных явлений в мире пресмыкающихся. Они наводят гораздо больший ужас, чем обычное шипение змеи, так как в них слышится столько злобы и жестокости, будто ведьма готовит свою адскую похлебку.
— И все же, мой друг, я не могу купить змею, — печально сказал я.
Индеец выглядел очень расстроенным.
— Даже за десять гуарани? — спросил он.
Я отрицательно покачал головой.
— Восемь гуарани, сеньор?
— Нет, мне очень жаль, но я не могу купить ее.
Индеец вздохнул, поняв, что я не торгуюсь,
— Хорошо, сеньор, я оставлю ее вам, ведь мне она совсем не нужна, — сказал он.
Я дал ему пачку сигарет, и он начал пробираться к выходу, лавируя между бродившими по территории птицами.
Он ушел, а мы остались с гремучей змеей на руках.
— Что мы будем с ней делать? — спросила Джеки.
— Запишем ее на пленку и отпустим, — сказал я. — Она очень оригинально трещит. Кажется, это довольно крупная змея,
По ряду причин в тот день нам не удалось записать гремучую змею. На следующее утро все животные по-прежнему оставались в лагере, но после того как мы гоняли их в течение часа, по крайней мере некоторые из них убедились в том, что мы не собираемся их кормить, и начали постепенно исчезать. Тогда мы вынесли магнитофон, поставили его рядом с ящиком, в котором сидела змея, установили микрофон и ударили по ящику. Ответа не последовало. Я снова ударил — молчание. Я стал изо всей силы колотить по ящику, но все напрасно.
— Может быть, она умерла? — спросила Джеки.
— Нет, обычная история. Эти проклятые твари шумят сколько угодно, но стоит поставить рядом магнитофон, и из них не вытянешь ни звука.
Я слегка наклонил ящик и почувствовал, как змея покатилась по его дну. Это произвело желаемый эффект: ящик загрохотал, и зеленая игла аппарата задрожала и закачалась, отмечая звук необычайной силы. Трижды я наклонял ящик, и с каждым разом змея отвечала все более свирепо. К тому времени, когда я кончил записывать, она вошла в такую ярость, что из ящика доносился непрерывный громкий треск, напоминавший стрельбу из пулемета.
— Теперь можно ее отпустить, — сказал я, беря мачете.
— Надеюсь, ты не собираешься выпускать ее здесь? — тревожно спросила Джеки.
— А что особенного? Я дам ей пинка, и она уползет в болото.
— Судя по шуму, она очень рассержена. Ты уверен, что она захочет уползти в болото?
— Ну, хватит об этом разговаривать, отойди подальше и стань в стороне, — заявил я с апломбом, который хоть кого мог вывести из себя.
