Неудержимое восхождение Гитлера не в первый раз вынудило Хаффнера, как раз достигшего к тому времени возраста тридцать лет, пересмотреть свои планы. Уже изучение права было в этом неправовом государстве весьма обесцененным, если человек не был готов сотрудничать с ним, что уже развивалось в правосудии с 1933 года. Хотя Хаффнер некоторое время пытался работать в той части юстиции, в которой ещё имел силу Гражданский Кодекс, всё же позже, начиная с Нюрнбергских расовых законов ему стало ясно, что он как юрист однажды сможет попасть в положение, когда придётся применить закон, который он в высшей степени отвергал. Эта оговорка была применима естественно лишь для карьеры правительственного юриста в учреждении, возможно также в министерстве. Свои прекрасные планы он мог так или иначе на необозримое время положить в долгий ящик. Между тем он мог зарабатывать писательством, среди прочего также и рекламных текстов.
Отказ от юстиции не стал для него особенно тяжёлым, поскольку он и так ощущал себя больше литератором, чем юристом. Ведь уже в сентябре 1929 года он заключил договор на написание книги. Однако мировой экономический кризис решил судьбу его романа "Дочь". По крайней мере одна гамбургская газета напечатала с продолжениями это произведение, даже если и сильно сокращённое и искажённое. Существование писателя было бы для Хаффнера наиболее желанным; изучение права он начал ради своего отца. Разрешение Хаффнером этого конфликта интересов состояло в том, чтобы делать одно, не оставляя другого. Он учился и наряду с этим писал романы и рассказы, что планировал делать также и после окончания учёбы.
Его отец, сам сын деревенского учителя, начал свою карьеру в восьмидесятых годах 19 века в качестве учителя народной школы в Померании, что послужило трамплином для головокружительной карьеры в столице рейха и наконец принесло место директора школы в берлинском округе Пренцлауэр Берг, включая служебную квартиру в школьном дворе — невероятное восхождение для человека, чей дед в конце концов был ещё крестьянином. В кайзеровской Германии для него — страстного педагога-реформиста, который надеялся оставить после себя мир немного лучше, чем тот, в который он вступил — большего роста нельзя было ожидать.
Попутно отец Хаффнера вступил в Немецкий союз учителей и сделал себе имя школьными реформами. Его представления состояли в том, что передача знаний должна осуществляться не зубрёжкой и заучиванием наизусть, но посредством проработки учебного материала самим учащимся. Однако в кайзеровском рейхе о таких представлениях не желали ничего знать. Удовлетворялись культивированием научной элиты, весьма впрочем в международных кругах уважаемой. Эта ситуация изменилась лишь в Веймарской республике. Отец Хаффнера сделал вторую карьеру, круто поднялся в иерархии прусского образования и общался по службе с прусским министром образования Конрадом Хенишем (СДПГ). Он закончил свою карьеру правительственным директором в министерстве по делам культов и председателем Немецкого союза учителей. После 1933 года нацисты повернули вспять прусскую школьную реформу, как только получили для этого возможность. Приговорённый к тому, чтобы беспомощно наблюдать, как ненавидимые им нацисты разрушают дело его жизни, удрученный Карл Луис А.Претцель умер в сентябре 1935 года в Берлине. Уже в начале тридцатых годов он завернул в газету почётную грамоту Союза учителей и вернул её через Хаффнера в берлинское учреждение — тщётный протест против всё более усиливавшихся нацистских тенденций в союзе. Мир, который он покинул, был всё же не лучше того, в который он вступил семьдесят лет ранее — параллель с Себастьяном Хаффнером, которого в последние годы жизни огорчала мысль, что он жил "напрасно".
С профессиональным ростом отца в двадцатые годы был связан переезд семьи из служебной квартиры в другую: из жилого дома директора во дворе народной школы в северо-восточном округе Берлина Пренцлауэр Берг — в район Берлин-Лихтенфельде. Профессиональный и общественный рост отца, которому он был обязан молодой республике, познакомил сына с другим миром — миром "фон" Малого Потсдама. Прежде, "в гимназии Кёнигштадта среди еврейской элиты я был весьма левым", подводит Хаффнер итог своего опыта обеих гимназий в интервью с Юттой Круг, в Лихтенфельде "я стал правым". Вся его жизнь была определена этими двумя школами — а впрочем, этим можно объяснить и невозможность приписать Хаффнера к определённому политическому лагерю. Хаффнер знал различные политические лагери и мог свести воедино их кажущиеся противоположными образы мышления, дать им поспорить и всё взвесить, и прийти таким образом к новым, непривычным результатам. Для Хаффнера не существовало проблемы — симпатизировать Розе Люксембург и Карлу Либкнехту, и одновременно оплакивать безмолвное свержение монархии в 1918 году, поскольку это отняло "у высших классов их традиции и их опору".
