– Мой сын рассказал мне, что предложил тебе выйти за него замуж, и ты отказалась, – напрямик сказала Бонита, когда они остались одни.
Кирсти похолодела. Бонита придерживалась старомодных взглядов, и ей не нравится, что у ее сына дочь, рожденная вне брака. Только зачем он рассказал все матери?
– Да, это так, – признала Кирсти. – Он сделал свое предложение не по любви, а только чтобы быть рядом с Беки. Какая женщина в здравом уме согласится выйти замуж за мужчину, который ее не любит?
– А ты любишь моего сына?
Этот прямой вопрос заставил Кирсти покраснеть. Она любила Лусио как любовника, но не как человека и отца своей дочери. Любить его не было смысла. И не важно, что думает и хочет его мать, Кирсти знала, что Лусио никогда не любил ее настолько, чтобы жениться. Ни шестнадцать лет назад, ни сейчас.
– Нет, я не люблю его, – твердо ответила она.
– Тогда зачем ты снова вернулась в его жизнь?
– Я сделала это только ради Беки! – теряя терпение, воскликнула Кирсти. – Она мечтала познакомиться со своим отцом.
– А сейчас ты снова собираешься забрать ее? Кирсти вздернула подбородок и гордо посмотрела на пожилую женщину.
– Я не могу жить с мужчиной, которого не люблю.
– Даже ради счастья своего ребенка?
– Я же не собираюсь запрещать им видеться.
– Только видеться? – воскликнула Бонита. – Ты такая же эгоистка, как и раньше. Я очень жалею, что Лусио повстречал тебя.
– Думаете, я уже не пожалела об этом миллион раз? – парировала Кирсти.
Мать Лусио сузила глаза.
– Ты не любишь свою дочь?
– Конечно, я люблю Беки, – горячо ответила Кирсти. – Я не представляю жизни без нее.
– Так же, как Лусио не представляет жизни без дочери.
– Он попросил вас повлиять на меня? – гневно спросила она.
Бонита резко выпрямилась.
– Мой сын даже не знает, что я с тобой разговариваю об этом. Он бы рассердился на меня. Он уже достаточно взрослый мальчик, чтобы просить о таких вещах.
– Рада, что вы это понимаете, – сухо заметила Кирсти. – Но если вы думаете, что ваше вмешательство как-то поможет делу, могу вас заверить, вы ошибаетесь. Лусио и я решим наши вопросы сами.
– В любом случае ты не права.
– Откуда вы можете знать это?
Женщина пожала плечами.
– Я знаю только то, что вижу.
Бонита видела, что они ведут себя, как счастливая семья, но она не знает, что ночами ее сын и Кирсти занимаются любовью. Если только… Кирсти похолодела. Если только она не видела их тогда в бассейне. Незаметно наблюдала за тем, что Лусио делал с женщиной, которая занимала большее место в их жизни, чем того хотелось Боните.
– Что вы могли видеть? – воскликнула она. – Мы слишком разные с Лусио.
– Я это понимаю и, если быть честной, не хотела бы видеть тебя членом нашей семьи. Но я хочу, чтобы мой сын был счастлив, а если это означает женитьбу на тебе, ты должна согласиться. Даже без любви.
Кирсти не могла поверить своим ушам. Создавалось впечатление, что вся семья Мастертон пытается загнать ее в угол, из которого ей уже не выбраться.
– Я не хочу, чтобы ты устраивала мою жизнь за меня! – Лусио неслышно вошел в комнату и гневно смотрел на мать. – Я сам в состоянии с этим справиться.
Его мать пожала плечами, что-то пробормотала на испанском и вышла из комнаты.
– Извини, что так получилось с моей матерью, – сказал он. – У нее нет никакого права вмешиваться в наши дела.
– Она заботится о тебе.
– Возможно, но она не умеет сдерживаться. Это ее самый большой недостаток.
И это ты говоришь мне, с горечью подумала Кирсти. Бонита была самой несдержанной женщиной, которую она когда-либо встречала. Кирсти часто спрашивала себя, как это Джордж Мастер-тон женился на этой испанке, и даже больше – остается женатым на ней до сих пор. Он был таким спокойным, таким терпеливым, всегда готовым помочь и поддержать теплым словом.
Однажды, когда Бониты не было, Кирсти ходила навестить его, и он, как всегда, был приветлив с ней. Он обнял и поцеловал ее и сказал, что ему очень хотелось бы, чтобы она осталась в их семье навсегда. Однако Кирсти не могла ему этого пообещать.
– Так что еще тебе наговорила моя мать? – спросил Лусио, усаживаясь напротив нее.
Кирсти почувствовала знакомую дрожь во всем теле. Так было всегда, когда он вот так пристально смотрел на нее.
