— Большое спасибо, — промолвил Питер, когда тот подошел, и вложил в его ладонь несколько монет. — Боюсь, я нечаянно стал виновником всех этих неприятностей.
Рабочий посмотрел на деньги, после чего перевел взгляд на Питера.
— Хозяин так всегда поступает с теми, кто приходит посмотреть на миссис. Так что лучше держаться подальше, если не хотите ей неприятностей.
— Послушайте, — спросил Питер, — а вы случайно не видели здесь молодого человека с мотоциклом — он должен был быть здесь где-то в прошлую среду?
— Не. Среду? Это когда миста ездил в Стэпли? Не, ничего не видел.
— Ну ладно. Если встретите кого-нибудь, кто видел, дайте мне знать. Вот моя карточка, а живу я в охотничьем доме. До свидания и премного благодарен.
Рабочий взял карточку и, не говоря ни слова, поплелся обратно.
* * *
Надвинув шляпу на глаза и подняв воротник, лорд Питер не спеша возвращался назад. Этот кинематографический эпизод поколебал его логические способности. С неимоверным усилием он пытался рассортировать свои впечатления и придать им некоторую стройность.
— Во-первых, — произнес он, — мистер Граймторп. Джентльмен, который не остановится ни перед чем. Здоровый. Злобный. Негостеприимный. Основная отличительная черта — ревность к своей поразительно прекрасной жене. В прошлую среду и четверг был в Стэпли. (Это, кстати, подтверждено и благородным джентльменом у ворот, что на данной стадии расследования может быть принято как алиби.) Следовательно, нашего таинственного друга с мотоциклом не встречал, конечно, если он действительно был в Стэпли. При этом полагает, что тот здесь был, и уж совершенно не сомневается в том, с какой целью. Что наводит на интересную мысль. Зачем тому нужна была коляска? Крайне неудобная вещь для путешествия. Очень хорошо. Но если наш друг приезжал за миссис Г., совершенно очевидно, что он не забрал ее. Снова хорошо. Во-вторых, миссис Граймторп. Исключительная особа. Клянусь Юпитером!
Он задумчиво остановился, чтобы как следует припомнить этот волнующий момент.
— Прежде всего приходится признать, что если Номер десять приезжал сюда действительно с вышепредположенной целью, то у него на это были все основания. Итак, миссис Г. пребывает в ужасе перед своим мужем, который из одного подозрения готов забить ее до смерти. Боюсь, как бы я только не навредил. Единственное, что можно сделать для жены такой скотины, так это забрать ее от него. Надеюсь, дело не кончится убийством. Одного уже достаточно. Так о чем бишь я? Да… так, значит, миссис Граймторп что-то известно или кто-то известен. Она приняла меня за кого-то, у кого были все основания не появляться в Граймеровой Норе. Интересно, а где она была, пока я разговаривал с Граймторпом? Она не была в своей комнате. Может, девочка ее предупредила? Нет, не получается — я сказал ей, кто я такой. Ага! Постойте-ка, постойте-ка. Не свет ли я вижу? Она выглянула из окна и увидела малого в поношенном плаще. На Номере десять тоже был поношенный плащ. Теперь предположим на мгновение, что она приняла меня за него. Что она будет делать? Она благоразумно скрывается, не понимая, какая дурость могла заставить меня вернуться. А когда Граймторп выскакивает, зовя псаря, она, дрожа от страха, спускается вниз, чтобы предупредить своего… своего… скажем прямо — любовника. Она обнаруживает, что это не ее любовник, а всего лишь какой-то раззява (боюсь, мой вид очень этому соответствовал). Новый компромат. Она просит раззяву бежать, чтобы спасти себя и ее. И раззява сбегает не слишком благородно. Следующее действие этой увлекательной драмы будет показано — когда? Хотелось бы мне это знать.
Он двинулся дальше.
— И все равно, — через некоторое время возразил он сам себе, — это не проливает никакого света на то, что Номер десять делал в охотничьем доме.
К концу своей прогулки он так и не пришел ни к каким выводам.
«Как бы там ни было, а я должен снова увидеться с миссис Граймторп, если это не будет угрожать ее жизни», — заметил он про себя.
5
УЛИЦА СЕН-ОНОРЕ И УЛИЦА ДЕ ЛЯ ПЭ
Думаю, это был кот.
Х.-М.-С. Пайнефор
Мистер Паркер печально сидел в маленькой квартирке на улице Сент-Оноре. Было три часа дня. Весь Париж купался хоть и в приглушенном, но все же бодрящем свете осеннего солнца, но комната, выходящая окнами на север, с ее скупой темной мебелью и нежилой атмосферой производила давящее впечатление. Это была сугубо мужская комната, в неизменном виде сохранившая дух своего погибшего владельца — завсегдатая клубов. У холодного камина стояли два малиновых кожаных кресла. На каминной полке высились бронзовые часы в обрамлении немецких гильз, табакерка из камня и медная восточная вазочка с длинной трубкой. На стенах висели несколько великолепных гравюр в тоненьких рамочках из грушевого дерева и портрет маслом какой-то пышной дамы эпохи Карла II. Шторы на окнах были малинового цвета, а пол покрывал толстый турецкий ковер. Напротив камина располагался высокий книжный шкаф с застекленными дверцами, на полках которого стояли собрание английской и французской классики, большая коллекция книг по истории и международной политике, несколько французских романов, брошюры, посвященные охоте и военному делу, и знаменитое французское издание «Декамерона» с пикантными иллюстрациями. У самого окна находилось большое бюро.
