Глава I. Февральский переворот на фронте
Переворот застал меня начальником штаба 10-й армии{16} на Западном фронте, штаб-квартира которого находилась в местечке Молодечно[6].
Не могу сказать, чтобы событие это произвело сильное впечатление: все ожидали его, так как то, что происходило в последние месяцы, начиная с назначения Протопопова{17} министром внутренних дел, вело к неминуемой катастрофе{18}. Вопрос был только в том, когда она разразится.
Отречение государя{19} сняло тяжкое бремя с совести всех тех, кто считал и продолжает считать присягу не пустой формальностью, ни к чему не обязывающей, а словом, связывающим человека, словом, которое нельзя менять, как перчатки.
Не буду входить в то, был ли акт отречения вполне добровольным или отчасти вынужденным, скажу лишь, что благодаря этому великодушному акту была сохранена жизнь многих и очень многих офицеров, прозревавших неизбежность революции и заранее вычеркнувших себя из списка живых ввиду невозможности освободить себя от данного слова.
Акт отречения был принят в армии совершенно спокойно. Странным казалось, куда испарилось обаяние личности монарха, несомненно существовавшее в прежнее время во всех слоях общества. Помню я свою юность, помню чувства моих сверстников, помню культ монарха, передаваемый из поколения в поколение, не только в военной среде, но и среди прочих членов общества. Куда все это делось? Исчезло без следа. Во всей 10-й армии отказались присягать Временному правительству, несмотря на волю монарха, выраженную в его прощальном приказе, только два человека: один казак Кубанского войска да командир дружины государственного ополчения, да и то последний условно, ожидая приказания великого князя Николая Николаевича{20}, которому государь передал верховное командование.
Рамки настоящего очерка не позволяют мне останавливаться на тяжелых, но вместе с тем интересных подробностях пережитого времени, объясняющих, или вернее, рисующих, ту эволюцию, которая происходила в армии и в короткий срок превратила ее в орду, стихийно бросавшуюся куда угодно по знаку большевистских вожаков.
Одной из главных причин быстрого разложения армии была полная неподготовленность офицерского состава в политическом отношении. Офицеры в подавляющем большинстве, даже на высших ступенях иерархической лестницы, были полнейшими невеждами в социальных вопросах. Любой из митинговых ораторов самого среднего уровня, вооруженный кое-какими цитатами из ходовых произведений апостолов социальной революции, без труда мог одержать победу над офицером, подорвать его авторитет и совершенно лишить престижа. К этому надобно еще добавить, что настоящих кадровых офицеров в то время в войсковых частях было очень мало. Редкий полк имел 7–10 кадровых офицеров; остальные кадровые офицеры или покоились вечным сном на поле брани, или в качестве инвалидов, негодных к строю, служили на тыловых должностях фронта, или в запасных частях [во внутренних районах] империи. Недостаток офицеров в полевых частях восполняли суррогатом не всегда высокого качества, в виде прапорщиков, прошедших лишь 4-месячный курс самой элементарной подготовки{21}. Кроме того, у тех кадровых офицеров, которые хотели и могли бы, быть может, взять хоть отчасти движение в свои руки и руководить им, была вырвана почва из-под ног. Сверху не было никаких указаний. Видимо, высшие власти совершенно потеряли голову и с растерянным видом смотрели на все происходящее, упустили инициативу из своих рук и пассивно подчинились свершившимся фактам.
