— Обслужите нас, матушка Башу!
В те героические времена огненная вода стоила два су за маленький стаканчик.
Маркитантка трижды наполняла стаканчики, которые солдаты выпивали до капли.
— Три раза по шесть — будет восемнадцать… Осталось еще два су. Добавляю на второй стаканчик от себя, — сказала добрая женщина.
Благодарные зуавы выпили за здоровье матушки Башу и не без сожаления расстались с повозкой и ее хозяйкой. Теперь мир казался прекрасным, а настроение заметно улучшилось.
Вдалеке из-за поворота показалась головная колонна полка, направлявшегося в Бридду. Желая сократить путь, путники пошли наперерез. Вскоре зуавы услышали барабанный бой, звуки труб и приветствия, а потом увидели короля, отдававшего воинам честь.
— Какая удача! — мгновенно сообразил Перрон. — Может, капрал Эммануил угостит нас парой глоточков?
И хитрец выразительно посмотрел на товарищей. Те только облизнули сухие губы.
— Смотрите в оба и следуйте за мной!
Перрон осторожно добрался до задворок Генерального штаба и вдруг увидел двух зуавов, бежавших в направлении, противоположном тому, куда ушел полк.
— Вот те на! Смотрите-ка, те двое, кажется, опередили нас. Будем надеяться, что они оставили нам что-нибудь…
Перрон служил не первый месяц и знал, по крайней мере в лицо, всех солдат своего полка. Те двое были ему совершенно незнакомы.
— Откуда их черт принес? — пробормотал он.
А Раймон добавил:
— И физиономии какие-то бледные, а одеты во все новое, должно быть, из запаса…
— Или из штаба, секретари какого-нибудь начальства.
— Да, да, писаки…
— Хорошо, кабы они не все съели и не все выпили.
— Не бойся, у короля найдется, чем угостить доблестных зуавов. Вперед!
Водка уже ударила солдатам в голову, а пьяному — море по колено. Все трое беспрепятственно вошли в столовую. Обозный сразу углядел огромный батон болонской[72] колбасы, схватил его и, вдохнув запах, произнес:
— Черт возьми, пахнет неплохо! Ее хорошо есть с сухими хлебцами! Я беру… Удачный налет! Bouno!
Юноша действительно становился настоящим зуавом. Насадив батон на кончик штыка и убедившись, что он держится крепко, босеронец перешел к напиткам. Его более расторопные друзья уже изучали содержимое бутылок. Раймон заинтересовался наполовину пустой флягой с асти[73]. Поднеся ее к губам, он сделал большой глоток, прополоскал горло и сплюнул:
— Фу!.. Сладкое! Никогда бы не подумал, что такой матерый волк, как капрал Эммануил, пьет сироп!
Перрон завладел бутылкой с белой этикеткой.
— «Киршвассер»[74], — прочитал он название, написанное мелкими буквами. — Наверное, латинское или греческое. Но цвет — не очень…
— Да, похоже на настой из трав.
— Может быть, минеральная вода?
— Дьявол, достаточно одного взгляда, чтобы вызвать отвращение…
Тут Перрон заметил большую, полную до краев серебряную чашку и, понюхав, сказал:
— Королевский напиток! Настоящий мокко. И подают на серебре. Надо попробовать!
— Ну ты, гурман![75]
— Это очень редкая вещь — значит, для меня!
— Оставь мне глоток, я не брезгую ни тобой, ни Эммануилом. На старости лет, когда мы станем ветеранами наполеоновской гвардии, будем рассказывать, что пили из кружки короля.
— Мне кажется, я слышу шаги, — сказал Обозный.
— Да, правда, сюда идут!
Перрон, боясь, что ему помешают, залпом выпил половину кружки. И тут случилось страшное: глаза солдата расширились и стали неподвижными, тело конвульсивно дернулось. Он хотел крикнуть, но дыхание перехватило; жуткая гримаса исказила лицо. Чашка выскользнула из сведенных судорогой пальцев, и Перрон, один из самых могучих и сильных зуавов в полку, рухнул как подкошенный. Бледный как полотно Раймон бросился к товарищу.
— Перрон, бедный Перрон, что с тобой? Бравый парень, как ты, не может так просто умереть… — причитал он. — Господи, это яд! Кофе короля отравлен!
Парадный марш полка закончился. Виктор-Эммануил вложил саблю в ножны, отпустил охрану и направился в столовую. Адъютант открыл перед монархом дверь, и оба услышали крики. Король, вступив в комнату, удивленно произнес:
— Что здесь происходит?
На лицах зуавов застыли ужас и растерянность. От хмеля не осталось и следа.
