Хорошо, сказала она, до вечера.
Вечером все прошло превосходно.
Действительно, она была знающая шлюха. Но, как и со всеми шлюхами, после трех-четырех ночей я полностью исчерпал свой интерес к ней и больше уже не возвращался.
Но странная мысль стала преследовать меня с тех пор: "Черт! думал я. - Эти почтальоны только и делают, что распихивают письма по почтовым ящикам и дрючат подкарауливающих их потаскух! О, эта работа для меня! Да, да, да..."
2
Итак, я прошел собеседование, медкомиссию и стал внештатным почтальоном. Поначалу все шло легко. Меня определили в отделение Вест Эйвен. Начальник там был славный парень, и я не спеша двигался по своему маршруту, обслуживая квартал за кварталом. Это было продолжением Рождественской сказки за исключением пустяка мне не удавалось с кем-нибудь перепихнуться. Каждый день я надеялся кого-нибудь поиметь, но, увы, мои надежды не оправдывались. Из униформы на мне была только фуражка. На службу я ходил в своей одежонке. Дело в том, что мы с моей подружкой Бетти киряли по-черному и не могли тратить деньги на тряпки. И вдруг меня перевели в отделение Оукфорд. Заправлял там бычара по фамилии Джонстон. Ему требовалось подкрепление, и вскоре я понял зачем. Этот Джонстон обожал бордовые сорочки знак опасности. Под ними скрывалась жестокость. Жестокость и вероломство. Нас было семь внештатников Том Мото, Ник Пеллигрини, Герман Стрэт-форд, Рози Андерсон, Боби Хенсон, Гарольд Уэйли и я Генри Чинаски. Время явки на службу 5 утра. Я оказался единственным алкашом в нашем коллективе. Надравшись до полуночи, в пять я уже должен был сидеть перед Джонстоном и поджидать, когда позвонит штатный почтальон и скажется больным. Обычно эти прохвосты заболевали в дождь или адский зной, или же в первые дни после праздников, когда отделение было завалено корреспонденцией. Отделение обслуживало 40 или 50 маршрутов, а может быть, и больше. Все совершенно разные. Было просто не под силу все их изучить, как-то приноровиться к ним. Кроме того, почту
Внештатники сами позволили Джонстону установить такие невыносимые порядки. Они боялись его. Штатных же почтальонов это не касалось, профсоюз бездействовал. Мне же казалось совершенно невозможным, чтобы человек, обладающий явно маниакальной жестокостью, занимал руководящий нужно было рассортировать, и причем, до 8 часов, чтобы успеть отправить журналы с почтовым грузовиком. И никаких оправданий Джонстон не принимал. Отправив свои журналы на точки, мы незамедлительно выходили на маршруты. Без завтрака. И потом подыхали с голоду, рыская по улицам города. К тому же, Джонстон имел привычку начинать распределение по маршрутам с 30-минутной задержкой:
Чинаски, берешь маршрут 539! выкрикивал он, поскрипывая своим вращающимся креслом и пылая бордовой рубашкой.
И я был обязаны успеть рассортировать почту, разнести по адресам и вернуться в строго установленное время. Кроме всего этого, один или два раза в неделю, уже изрядно потрепанные, утомленные и задроченные, мы должны были выезжать на ночной сбор почты. График выгрузки вызывал идиотский смех грузовик просто не мог двигаться с такой скоростью! Чтобы уложиться, приходилось пропускать первые 4 или 5 ящиков и в следующий раз, когда они были уже переполнены, обливаясь потом, распихивать накопившуюся почту по мешкам. Заеб был организован по полной программе. Джонстон позаботился об этом.
3
пост. Поэтому я в первый же выдавшийся выходной изложил на тридцати страницах все свои соображения. Одну копию отослал Джонстону, а со второй явился в Главное управление. Клерк велел мне подождать. Я ждал, ждал и ждал. Я проторчал полтора часа, пока меня препроводили к маленькому седовласому человеку с глазами словно сигаретный пепел. Он даже не предложил мне сесть. Мало того, он уже орал, когда я еще только закрывал за собой дверь: Ты что, самый умный?! Я бы предпочел более мягкий тон, сэр! Умник какой выискался, прочитал пару книжек и теперь будешь залупаться на каждом шагу?! Он швырнул мне мою писанину и прорычал: Джонстон прекрасный человек!
Не говорите глупостей! Он явный садист!
