Так, Марти, ты же читал приказ. Твоя фуражка не должна находиться на сортировочном ящике.
Ох, извините, сэр. Привычка, знаете ли. Прошу прощения, Марти схватил свою фуражку и поднялся в раздевалку.
На следующее утро я снова забыл. Стон был тут как тут со своим письменным замечанием: в нем говорилось, что против правил оставлять свое обмундирование на сортировочном ящике. Я спрятал записку в карман и продолжил сортировку. Когда очередным утро я вошел в отделение, то сразу заметил, что Стон следит за мной. Он был сосредоточен и цепок. Ему не терпелось узнать, как я распоряжусь своей фуражкой. Я немного потомил своего соглядатая, затем снял головной убор и водрузил его на сортировочный ящик. И вот Стон передо мной со своим письменным замечанием. Не читая, я бросил его в мусорную корзину и приступил к сортировке. За спиной у меня раздавались гневные очереди пишущей машинки. "Как удалось овладеть ему такой виртуозной машинописью?" вот о чем думал я. Вскоре я получил второе письменное замечание. Мы смотрели друг на друга.
Я не буду читать это, сказал я. Я знаю, что здесь написано. Здесь написано, что я не прочитал первое письменное замечание. И я пополнил мусорную корзину. Стон засел за машинку. И вот третье письменное замечание у меня в руках. Послушай, снова обратился я к Стону, я и так знаю содержание всех трех твоих произведений. Первое о том, что я положил фуражку на ящик. Второе что я не читал первое. А третье что я проигнорировал второе. Глядя на Стона, я опустил отпечатанный лист в мусорную корзину.
Как видишь, я могу избавляться от них так же быстро, как ты печатаешь. И если мы продолжим, то скоро один из нас будет иметь смешной вид. И скорей всего это будешь ты.
Стон вернулся в свое кресло. Он больше не печатал. Просто сидел и смотрел на меня. На следующий день я не вышел. И не позвонил. Я провалялся в постели до обеда. Затем поднялся и посетил Главное управление. Узнав о миссии, с которой я прибыл, меня проводили к столу. За ним сидела очень худая пожилая женщина. У нее были седые волосы и такая длинная и тонкая шея, что под тяжестью головы она прогибалась по середине. Женщина смотрела на меня поверх очков. Слушаю. Я хочу уволиться. Уволиться? Совершенно верно. Вы в штате? Да.
Тэк, тэк, тэк, тэк... слетело с ее сухих губ. Женщина подала мне бланк заявления, и я заполнил его. Сколько вы проработали на почте? Три с половиной года.
Тэк, тэк, тэк, тэк... шелестели губы. Тэк, тэк, тэк... Вот так все оно и было. Я вернулся домой, и мы с Бетти откупорили бутылочку. Тогда я и не предполагал, что через пару лет вернусь на почту, но уже в качестве клерка, и буду горбатиться на инвентарной табуретке почти 12 лет.
I I
1
Между тем, жизнь продолжалась. Я нашел свою удачу на скачках. На ипподроме я чувствовал себя, как рыба в воде. Мой ежедневный доход колебался между 15 и 40 баксами. На большее я и не замахивался. Если не попадал в точку с первого заезда, то на последующие ставил немного больше, чтобы в случае выигрыша возместить убыток. Изо дня в день я возвращался победителем, приветствуя Бетти высоко поднятым большим пальцем. Вскоре Бетти нашла себе работу машинистки, а когда одна из этих "гражданских женушек" начинает самостоятельно трудиться, вы сразу замечаете разницу. Мы надирались почти каждую ночь, и утром Бетти, как когда-то я, отправлялась на работу с глубокого похмелья. Теперь-то она знала, каково это. А я подымался около 10.30, не спеша выпивал чашку кофе и съедал пару жаренных яиц. Затем по порядку: выгуливал пса, флиртовал с молоденькой женой механика, которая жила позади нас, и любезничал со стриптизершей, что жила напротив. К полудню я был на ипподроме. Сделав выигрышную ставку, возвращался домой и, прихватив собаку, выходил к автобусной остановке, встречать Бетти с работы. Хорошая жизнь, ничего не скажешь. И вот однажды ночью Бетти, моя любовь, осушив первый стаканчик, высказала:
Хэнк, это не может дальше так продолжаться! Что не может так продолжаться, крошка? Эта ситуация! Какая ситуация?
Я работаю, а ты валяешься целыми днями. Все соседи думают, что я содержу тебя!
