Когда Виноградов сказал, сколько новых дзотов должно быть выстроено в ближайшее время, майор Бобычев, славившийся в дивизии своей невозмутимостью, приподнялся со стула, но, чтобы скрыть волнение, сделал вид, что поправляет гимнастерку.
Начарт Федореев слушал доклад, приложив ладонь к уху, но как только Виноградов перешел к устройству огневых позиций, к Федорееву как будто вернулся его прежний юношеский слух.
«Эге, — подумал он, — мне новые орудия дают».
Капитан Андреев, прозванный в дивизии «саперным богом», своими маленькими живыми глазками преданно смотрел на Виноградова, но в то же время прикидывал, что надо будет переоборудовать бывший немецкий эскарп, и мысленно планировал новые минные поля.
«Значит, я не понял Виноградова, — думал Коротков, досадуя на себя. — И мы остаемся на прежних местах. Но, следовательно, снова оборона, жесткая оборона, но оборона. А ведь Виноградов говорил: отбросить гитлеровцев…»
— Строить быстро и хорошо, чтобы немцы не застали нас врасплох, — сказал Виноградов, и Коротков вдруг почувствовал, что командир дивизии смотрит прямо на него.
— Не кто другой, а мы будем здесь воевать, — продолжал Виноградов, прямо глядя на Короткова, и, словно боясь, что тот его не поймет, добавил: — Наша оборона подчинена задаче разгрома врага. Надо отбросить и разгромить врага, раз и навсегда обезопасить железную дорогу и поселок. Все подробности получите, товарищи командиры, завтра у начальника штаба дивизии, — сказал Виноградов и сел.
Командиры выступали коротко. Они избегали общих фраз и старались говорить каждый по своей специальности. Коротков видел, что они взволнованы.
«Саперный бог» заговорил о рельефе местности, удобном для обороны, но вдруг голос его переломился.
— Земля наша, — сказал Андреев. — Я только так понимаю.
— Я своим солдатам объясню, — говорил Егорушкин, — какую надежду командир дивизии возлагает на наш полк. Этой надеждой все бойцы жить будут… И я сам, товарищ генерал, — прибавил Егорушкин.
«Как я не понял этого раньше, — думал Коротков, — как я не понял, что мы не только можем и должны удержать эти места сами, но и способны осуществить новое усилие? Как я не понял, что люди хотят этого, что без этого они не мыслят своей жизни? И я обязан создать такие условия нового боя, при которых людям это усилие возможно будет осуществить».
После совещания командир дивизии задержал у себя Короткова. Виноградов заметил впечатление, которое произвел его приказ. Он подошел к Короткову и, снова взяв его за плечи, сказал убежденно:
— Мы сильнее. Гитлеровцы совершат непоправимую ошибку, посчитав нас за слабое звено.
Они работали всю ночь и только на полчаса оторвались от схем, чертежей и планов: приехала Нелевцева — новый командир медсанбата, присланная из Ленинграда взамен убитого Шевцова.
На совещании Виноградов назвал огромную цифру оборонительных сооружений, которые должны были быть выполнены дивизией. В какой срок? В кратчайший, говорил Виноградов. Но что значит — в кратчайший? До того, как гитлеровцы начнут наступление, — это ясно. Но когда враг начнет наступать? На этот вопрос никто бы не мог ответить определенно.
— Немцы считают: когда сделают все приготовления к штурму наших позиций. А я считаю, что не раньше, чем мы выполним все оборонительные работы, — шутил Виноградов, но в этих словах было немало правды.
Обе стороны еще до предстоящего сражения начали войну, войну молчаливую, но тем более грозную. И как в сражении боец не спрашивает себя, чем оно кончится, а делает свое дело и бьет врага и в этом видит успех сражения, так и сейчас люди не спрашивали себя о том, когда начнется штурм их позиций, а делали свое дело и видели в этом преимущество над врагом.
Волковский взвод был единственным в дивизии, не принимавшим участия в строительстве. Виноградов лично давал задания перед каждым поиском в тылу врага.
— Только глаза и уши, — говорил Виноградов. — Рукам воли не давать.
Разведчики ползком подбирались к дороге. По ней шла вражеская пехота, шли громадные тракторы-тягачи с прицепными платформами, на которых были установлены новенькие орудия в чехлах…
