– Понимаю, что ты имеешь в виду. И это совсем нехарактерно для Джека. Никогда в жизни не видел его сбитым с толку.
– Ну, буду с любопытством наблюдать, друг мой. О! Постой-ка! Что это она делает?
Фокс в ужасе шагнул к столу, в то время как Арабелла, проигравшая все свои деньги, расстегивала и снимала с запястья браслете изумрудами.
Джордж предостерегающе положил руку на его рукав:
– Нет, Чарлз, остановить ее – дело Джека. А ты вызовешь треп языками по всему городу.
Он указал взмахом руки на соседнюю комнату, где, как он знал, Джек играет с азартом и риском.
Джек поднял глаза от костей, когда Джордж тронул его за плечо.
– Играешь, Джордж?
– Сейчас не играю. На одно слово, Джек.
Джек положил кости на стол, извинился перед остальными игроками и легко поднялся с места, поправляя пену кружев на запястьях.
– Рад прервать игру… У меня в горле как в пустыне… – сказал он беспечно, хотя отлично понимал, что у Джорджа на уме что-то серьезное. Он подошел к низкому буфету и налил себе бокал рейнского из графина, потом спросил таким же беззаботным тоном:
– Так в чем дело, Джордж?
Вид у Джорджа был смущенный.
– Я не из тех, кто болтает попусту, – начал он.
Взгляд Джека стал острым, и все веселье его испарилось.
– Что делает моя жена?
– Она ставит на кон свои драгоценности. – Джордж пытался скрыть замешательство под небрежностью тона. – Тебе бы следовало получше за ней приглядывать, Джек. Ведь у многих язык без костей.
Джек улыбнулся одними губами:
– Похоже, что нынче вечером моя жена захватила недостаточно наличных. Понятная забывчивость. Благодарю, что обратил на это мое внимание, Джордж.
Все еще с бокалом в руке Джек направился в соседнюю комнату, ловко лавируя между игроками, всем своим видом стараясь показать, что не торопится, огибая карточные столы и болтающих зевак.
Он приблизился к Арабелле сзади и мягко положил свободную руку на ее гладкое белое плечо, открытое для обозрения низким декольте ее платья из шелка цвета слоновой кости.
– Получаешь удовольствие от игры, дорогая?
Она бросила на него беглый взгляд из-за края веера, стараясь не обращать внимания на то, как закололо ее кожу, будто иголками, от его прикосновения.
– В самом деле, сэр, и очень большое.
Она снова обратила взгляд к картам.
Он перегнулся через ее плечо и положил перед ней пять столбиков монет, потом протянул руку, чтобы взять изумрудный браслет от банкомета, заменив его двумя столбиками монет.
– Прошу прощения, что прервал игру, моя дорогая, – пробормотал он, ставя на стол свой бокал.
Все с той же небрежной улыбкой он застегнул браслет на ее запястье.
– Эти камни так идут к твоим глазам.
Арабелла знала, что все это верно, как и то, что настойчивость, которую Джек проявил при выборе мягких цветов для ее туалетов, ограничившись нежными оттенками кремового и бежевого, была оправдана, потому что они как нельзя лучше подходили к богатым природным и ярким цветам изумрудов, сапфиров, рубинов или топазов, которые он лично подбирал для каждого ее вечернего туалета. Ему было бы жалко потерять этот браслет, хотя жертвы были неизбежны, если бы она продолжала играть с беспечностью, уже бывшей на слуху.
Теперь она, не оборачиваясь, обратилась к нему:
– Скажите мне, сэр, какую карту мне сейчас выбрать. Думаю, что та, на которую я собралась поставить, проиграет. – Ее рука нерешительно замерла над горкой монет. – Возможно, смена тактики повернет удачу в мою сторону.
– Вне всякого сомнения, – согласился он. – Если бы игрок не верил в свое везение, он никогда бы не выиграл.
– В таком случае, сэр, сделайте выбор за меня и поверните фортуну лицом ко мне, – сказала она, весело рассмеявшись.
Джек посмотрел в это смеющееся лицо и мысленно пожелал увидеть снова открытую и безыскусную душу женщины, на которой женился. Лондон, его Лондон, губил, уничтожал ее. И подумать только, что было время, когда он желал, чтобы она сверкала, как эти чертовы камни у нее на шее. Шее, которая все еще вызывала в нем дрожь страстного желания, едва его губы касались ее, и он вдыхал свойственный ей нежный аромат, а завитки ее волос щекотали его ноздри.
