Это был такой ошеломляющий обман, что на мгновение она лишилась дара речи. Во внезапно наступившей тишине она услышала вопрос Джека:
– Ты хотела о чем-то поговорить?
– О да.
Она взяла в руки нож с ручкой из слоновой кости, которым он чинил перья, и теперь праздно вертела его в руках, изучая со всем мыслимым вниманием, которое могла на нем сосредоточить, как если бы это было пятнышко плесени на листке орхидеи.
– Не станешь ли ты возражать, если я приглашу Мэг нанести нам визит?
Джек слегка нахмурился:
– Сейчас?
– Ну, не именно сейчас, – ответила она, все еще не поднимая глаз от ножа. – Но достаточно скоро.
– Уже устала от моего общества? – спросил он с загадочной улыбкой.
– Нет, конечно, нет. – Она не хотела принимать его игривый тон. – Но я скучаю по Мэг. Прости, что я это говорю, но муж не может играть роль задушевной подруги.
– И я благодарен этому обстоятельству, – ответил он осторожно.
Он пока еще не знал, что думать о пребывании Мэг Баррет под его кровом.
– Я предпочел бы отложить это до весны… когда ты уже вполне освоишься с жизнью в Лондоне. Тогда ты сможешь быть более полезной для Мэг.
Он подался вперед и приподнял ладонью ее лицо за подбородок, стараясь заговорщической улыбкой смягчить свой полуотказ:
– Пока еще я не готов делить тебя ни с кем, моя прелесть.
Арабелла с трудом заставила себя улыбнуться в ответ; в крови ее бушевал гнев. Почему он не отослал ее письмо? Он лишил ее возможности сделать выбор в вопросе о браке. Почему?
– В таком случае я напишу Мэг и предложу ей приехать через пару месяцев, – сказала она, отворачиваясь.
Она соскользнула с края письменного стола.
– Я иду в оранжерею. Очень возбуждена прибытием новой партии орхидей. Это сорта «Сокровище» и «Королева ночи».
Однако она не могла не заметить, что в голосе ее не было ни малейшего признака возбуждения, и это было очевидно. Она поспешила к двери.
Когда месье Кристоф прибыл со свойственной ему пунктуальностью в четыре часа, Арабелла все еще не решила, как ей принять обман мужа.
– Если бы ваша светлость чуть наклонили голову, – бормотал парикмахер, завивая ее волосы горячими щипцами.
Арабелла, сидевшая в свободном пеньюаре, подчинилась, глядя в зеркало, как он манипулирует ее волосами, подстригает и выравнивает их, завивает локоны и помадит.
– Вы прибыли из Парижа, месье Кристоф? – спросила она.
– Ах, mais oui, миледи. Ах, pauvre Paris, – тяжело вздохнул он.
– В самом деле, – согласилась Арабелла с полным сочувствием. – В Лондоне, кажется, много эмигрантов.
– Да, нас немало, миледи, – согласился он с новым вздохом. – Мы пытаемся заработать на жизнь, помогаем друг другу, где и как только можем, но это не всегда легко. Мы вынуждены зависеть от щедрости ваших соотечественников и женщин, ваша светлость.
Арабелла серьезно созерцала его в зеркале:
– Если я могу что-нибудь сделать для вас, месье, вам надо только сказать. Я еще немногих здесь знаю, но, возможно, скоро смогу давать рекомендации. А пока что буду рада оказывать помощь вашим коллегам-художникам.
Парикмахер благодарно улыбнулся ей:
– Ваша светлость слишком добры. Но я буду иметь в виду ваше предложение.
За их спинами отворилась дверь, и появился герцог, одетый в вечернее платье, – в сюртуке сапфирового бархата и жилете, отделанном серебряными кружевами, в штанах до колен и с пеной кружев вокруг шеи и на запястьях. Его волосы были стянуты на затылке синей бархатной лентой. На пальцах блестели кольца с бриллиантами. Серебристое лезвие его рапиры было спрятано в ножны, и она красовалась на боку. В руках он держал шкатулку для драгоценностей.
Он был ослепителен. Лживый, авторитарный, коварный, страстный и все же великолепный. Арабелла смотрела на его отражение в зеркале, когда он приближался к ней сзади с этой улыбкой на полных чувственных губах. Белый локон спускался ему на лоб, что создавало удивительный контраст с его блестящими черными волосами и серыми глазами, оглядывающими и оценивающими ее. Сейчас у них был цвет олова, освещенного закатным солнцем.
– Добрый вечер, ваша светлость, – поспешил парикмахер приветствовать его и отвесил низкий поклон.
