Но он опередил ее, и гневные слова замерли у нее на губах, когда он произнес:
– Мне трудно поверить, Арабелла, что в свои двадцать восемь лет вы ни разу не целовались.
В его глазах она увидела усмешку и вопрос.
– Никогда меня не целовали без разрешения, – ответила она. – Что вы о себе вообразили? Пусть теперь вы хозяин этого дома, ваша светлость, но это не дает вам droit de seigneur[3]. Пожалуйста, посторонитесь и дайте мне пройти.
Он рассмеялся, повернул дверную ручку и распахнул дверь. Она проскользнула мимо, не ответив на его прощальный поклон.
– Доброй ночи, Арабелла, – тихо окликнул он ее. – С нетерпением буду ждать завтрашнего дня.
Она повернулась, все еще стоя одной ногой на нижней ступеньке лестницы.
– Как ни смешно, я не разделяю вашего нетерпения.
И, удовлетворившись этим не вполне достойным отпором, она начала подниматься по лестнице наверх.
К величайшему своему удивлению, Арабелла спала крепко и без снов и проснулась в обычный час, омываемая свежим воздухом и светом раннего утра, когда собаки, решив, что наступил день, принялись тыкаться носами в ее обнаженную руку.
– Хорошо, хорошо, – еще сонная пробормотала она и, зевая, села на кровати.
Собаки нетерпеливо крутились возле двери. Она спрыгнула с постели и открыла ее для них. Сейчас они отправятся на кухню, кто-нибудь впустит их туда, а Бекки, поняв, что ее госпожа уже проснулась, принесет ей горячий шоколад и подогретую воду. Это были неписаные правила, установленные Арабеллой.
Она снова забралась в постель и, опираясь спиной о подушки, стала обдумывать, как быть с остальными привычными занятиями. Утро она проводила в оранжерее, днем ездила верхом в сопровождении собак, каждый четверг встречалась по утрам с Питером Бэйли, иногда с друзьями, с Мэг… о! Ей будет так недоставать Мэг! Они были близки, как сестры, а возможно, и ближе. Ее жизнь и будущее теперь казались ей головоломкой, которую кто-то взял в руки, уронил, и теперь некоторые ее элементы отсутствовали; найти и поставить их на место, чтобы восстановить прежнюю картину, было невозможно. В дверь постучала Бекки и внесла поднос.
– Доброе утро, миледи, – сказала она бодро, ставя поднос на ночной столик. – Похоже, будет еще один жаркий день. Налить шоколаду? – Она взяла в руки серебряный кофейник.
– Да, пожалуйста, Бекки.
Арабелла взяла неглубокую чашку дельфтского фарфора, наполненную ароматным шоколадом, которую протянула ей горничная.
– Я собираюсь нынче утром навестить Барретов. Поэтому найди мне платье из полосатого индийского муслина.
– То, что в оранжевую и коричневую полоску, мадам? – спросила Бекки, открывая гардероб.
– Да, оно легкое и прохладное.
Арабелла пила мелкими глотками шоколад, размышляя, как проведет день, в особенности же удастся ли ей избежать встречи с новым обитателем дома. Если она отправится к Барретам, то могла бы взять прогуляться собак, потому что туда и обратно можно пройтись пешком. И тогда не будет необходимости в дневной верховой прогулке и это время она могла бы провести в оранжерее. Никто, находясь в здравом уме, даже столь решительный и упорный человек, как герцог, не пожелает изнемогать от жары в оранжерее весь день только ради того, чтобы навязать ей свое общество. Значит, останется один обед. Ладно, она способна скрепя сердце отобедать в его обществе раз в день, как обещала, и вести себя цивилизованно. Пока он будет соблюдать дистанцию между ними, добавила она про себя с гримаской.
– Что-то не так, леди Арабелла? – всполошилась Бекки, заметив, что выражение лица хозяйки изменилось. – У вас болят зубы?
Недавно Бекки на себе испытала приступ зубной боли и считала, что ничего на свете не может быть хуже.
– Вовсе нет, Бекки. – Арабелла через силу улыбнулась, стараясь выглядеть бодрой. – Я думала о том, что мне придется сделать и чего я делать не хочу.
Бекки с критическим видом оправляла складки ее оранжево-коричневого полосатого платья и хмурилась.
– Нужно слегка пройтись по нему утюгом. Оно немного измялось.
– О, в этом нет нужды, – беспечно ответила Арабелла. – Я пойду полями, а в такую жару оно все равно помнется и запылится.