С коротким глубоким вздохом Лэйси поставил на туза. Герцог взял очередную карту из колоды и открыл первую – туз. Лэйси еще больше побледнел. Его всегда красное лицо человека, злоупотребляющего спиртным, утратило свой обычный цвет. Герцог все с тем же бесстрастием положил туза и взял следующую карту из колоды. Он перевернул ее и показал десятку пик, будто в насмешку над графом, лицо которого стало пепельно-серым. Герцог сгреб монеты в горку, блестевшую возле его локтя. Он молча смотрел на графа. Теперь оставалось раздать всего три карты.
Грудь Фредерика Лэйси сжал спазм. За последний месяц он проиграл этому человеку, которому почему-то чертовски везло, все свое состояние. Герцог Сент-Джулз всегда играл основательно. В зеленые годы юности он оставил в игорных домах целое состояние, исчез и пропадал за границей, чтобы появиться вновь. Вернулся он несколькими годами позже, нажив второе, еще большее состояние. Но его он не проиграл, напротив, преумножил, играя постоянно и мастерски. Он был прирожденным игроком и теперь не повторял ошибок молодости. Очень редко, если такое вообще когда-нибудь случалось, он позволял себе встать из-за игорного стола, оставшись в проигрыше.
Лэйси уставился на две стопки сброшенных карт рядом с игроком, а потом на три карты, оставшиеся в колоде. Он знал, каковы эти три карты, как и каждый игрок, примечающий, какие карты вышли. Если ему удастся угадать, в какой последовательности они выйдут, у него останется один шанс из пяти. Но в этом случае банкомет должен выплатить ему из расчета четыре к одному. Один решающий удар, и он отыграется. Он поднял глаза и встретил взгляд серых глаз человека, которого ненавидел со страстью, не поддающейся описанию. Он догадывался о намерениях Сент-Джулза и, единственный в этой душной комнате, знал их причину.
Но в случае удачи он мог бы избежать краха и повернуть колесо фортуны. Если Сент-Джулз примет ставку и проиграет, ему придется выплатить выигрыш противнику из расчета четыре к одному, а это означает его разорение. И Лэйси знал, что Сент-Джулз примет вызов. Он не спеша снял кольца и булавку с алмазом, угнездившуюся в пене кружев у него на шее, намеренно положил все это в центре стола и медленно сказал:
– Моя очередь делать ставку.
– И какова же ваша ставка?
Тон герцога был недоверчивым. В свете того, что было выиграно и проиграно, это заявление прозвучало абсурдно.
Лицо графа залил неяркий румянец:
– Я ставлю на карту все, что у меня есть, милорд герцог, – Лэйси-Корт и дом на Олбермарл-стрит со всем, что там находится.
Было слышно, как в притихшей комнате кто-то шумно втянул воздух. Зрители обменялись взглядами.
– Со всем, что там находится? – спросил герцог, слегка выделив голосом последнее слово. – Со всем одушевленным и неодушевленным имуществом?
– Со всем, – последовал уверенный и твердый ответ.
Джек Фортескью передвинул свои столбики монет на середину стола.
– Милорд, едва ли эта сумма покроет мой проигрыш, – сказал он с легким сомнением и обвел взглядом комнату. – Во сколько мы оценим имущество графа, джентльмены? Если мне придется выплатить проигрыш в соотношении четыре к одному, я должен знать в точности, чем рискую.
– Будем считать, что все это стоит двести тысяч фунтов, – предположил Чарлз Фокс.
Будучи заядлым игроком, он уже проиграл все деньги до последнего пенни и одалживал у друзей с полной бесшабашностью, зная, что не сможет выплатить долга и что, в свою очередь, разорит многих своих кредиторов. Было вполне уместно, что такой человек имеет право высказаться о сумме выплаты проигравшего.
– Это значит, что Джеку придется выплатить восемьсот тысяч фунтов.
В комнате воцарилась полная тишина – грандиозность суммы поразила всех. Даже для одержимых, смысл жизни которых – игра, было трудно смириться с мыслью, что в одну ночь можно проиграть и выиграть такое состояние. Глаза Фокса возбужденно заблестели в предвкушении дальнейших событий. Все взоры обратились к Сент-Джулзу, откинувшемуся на спинку стула и все еще лениво поглаживавшему ножку своего бокала. На губах его играла едва заметная улыбка, но глаза, остановившиеся на лице того, кто сидел напротив, были холодны как лед.