— Доминик, — зовет меня мама, отвлекая от моей девочки.
— Я люблю тебя больше собственной жизни, — шепчу я, целуя ее в щеку и проводя вверх вниз по ее руке.
— Я обмою ее и переодену, сынок. Пойди, перевяжи руку.
— Нет, мам, я сам все сделаю.
Мама закусывает губу и разворачивается, чтобы уйти.
Я раздеваю Эйлин, вытирая ее сухой частью юбки, которую только что с нее снял. Вынимаю трусики из упаковки и натягиваю их на нее, потом просовываю ноги Эйлин в пижамные штаны и, приподняв ее, натягиваю их на бедра. Я поднимаю ее и, завернув в одеяло, перекладываю на другой диван. Не хочу, чтобы она проснулась, и ей стало неловко, когда приедут полиция и парамедики. Сейчас, в такое трудное для нее время, ей необходимо сохранить все возможное достоинство.
— Мам, — зову я.
— Тебе нужна помощь, Доминик?
— Нет, все готово. Но мне надо, чтобы ты сложила все ее одежду в мешок, на случай, если это понадобится полиции. Не думаю, что Эйлин когда-нибудь захочет снова ее надеть. Если полиции одежда не понадобится, выброси или уничтожь. Мне все равно.
— Хорошо. Подожду, пока полиция скажет, что с ней делать. Послушай. Если твой брат….
— Он мне не брат. Он это сделал.
— Если это Оскар, тогда он будет иметь дело с законом.
Я пробегаю окровавленными руками по волосам, потом растираю свое лицо. — Если только я до него раньше не доберусь.
— Доминик, — окликает меня отец, находящийся рядом с Оскаром.
Я поднимаюсь и выхожу, замечая, как отец открывает дверь четырем полицейским.
Они обводят взглядом Оскара, лежащего на полу в луже крови, потом меня. Видят мои треснутые, испачканные кровью руки. Незамедлительно один из них достает пистолет и кричит мне лечь лицом на пол, вытянуть руки в стороны, ладонями вниз.
Я выполняю их требования, и один из полицейских подходит ко мне, надевая наручники.
— Я помогу вам встать, — говорит он, подхватывая меня за руки, когда я поднимаюсь.
Другой офицер становится напротив меня.
— Я офицер Свинни. Что с ним случилось? — спрашивает он меня.
— Я выбил из него дерьмо, — отвечаю я.
— Похоже на то. Тогда зачем вы это сделали?
— Потому что он изнасиловал мою девушку. — Брови Свинни удивленно приподнимаются.
Прибывшие парамедики осматривают Оскара, стонущего от боли.
Гад. Мне стоило прикончить его.
Оскар оборачивается и слегка кивает Свинни.
— О нем не волнуйтесь, отвезите мою девушку в больницу. Она вон там. — Подбородком я указываю на гостиную. — Она потеряла сознание, и я не могу привести ее в чувство.
Один из парамедиков идет к ней, и при мысли, что теперь о Эйлин позаботятся, у меня отлегает от сердца.
— Убедись, что он в наручниках, — приказывает Свинни одному из полицейских, глядя на Оскара.
— Мам, поезжай с Эйлин. Если она проснется до того, как меня освободят, скажи, что я приеду, как только смогу.
— Разумеется, — целуя меня в щеку, говорит она.
— Ладно, давайте-ка отвезем их в отделение и там разберемся, — говорит Свинни и ведет меня к двери.
Зажатого между двумя полицейскими офицерами, меня выталкивают за дверь.
Уводя все дальше и дальше от моей красивой, храброй девочки Эйлин.
Доминик
— Мистер Шрайвер, с вами пришел увидеться ваш отец, — объявляет молодая женщина-офицер, за которой следует отец.
Я уже почти час сижу в этой холодной, пустой комнате. Наручники сняты, но я все равно ощущаю себя здесь как в клетке.
У меня еще не брали показаний, и я не имею ни малейшего понятия, что творится вне этой комнаты. Никто ничего не говорит мне о состоянии Эйлин или Оскара. Не то чтобы мне есть до него дело.
— Папа, — говорю я, вставая и идя к нему. — Что происходит с Эйлин?
— Спасибо. — Отец любезно благодарит офицера, и она уходит, закрывая за собой дверь.
— Пап?
— Сынок, нам нужно кое-что обсудить. — Отец садится в кресло напротив того, в котором сидел я. Поставив локти на стол, опирается подбородком на руки, как будто этот разговор ему в тягость.
Я улавливаю проблеск какой-то незнакомой эмоции в его глазах, что-то, чего я никогда не видел раньше. Неожиданно до меня доходит, что он чувствует.
Стыд.
— Что происходит? — Я сажусь и тянусь к отцу, чтобы дотронуться до его руки.
