– ЭЙ, ХЭНК! ЧУВАК, НУ И ОТСОСАЛИ МНЕ СЕГОДНЯ В НАТУРЕ!
Он не говорил – он орал. Он орал всю ночь напролет.
– ГОСПОДИ ТЫ БОЖЕ МОЙ, ОНА МЕНЯ ЧУТЬ НЕ СЪЕЛА! ДА ТАКАЯ МОЛОДАЯ! НО НА САМОМ ДЕЛЕ ПРОФИ!
Я зажигал сигарету.
Затем вынужден был выслушать, как он ее встретил:
– ХЛЕБА НАДО БЫЛО КУПИТЬ, ПОНЯЛ! Затем – до последней подробности – что она сказала, что он ответил, что они делали, и т. д.
В то время вышел закон, чтобы почтамт платил подменным сортировщикам полторы ставки. Поэтому все сверхурочные почтамт перекинул на штатных работников.
За восемь или десять минут до конца моей обычной смены в 2.48 включался интерком:
– Прошу внимания! Всем штатным сортировщикам, прибывшим на работу в 18.18, требуется задержаться на час сверхурочно!
Дженко улыбался, гнулся вперед и вливал в меня еще своего яда.
Затем, за восемь или десять минут до окончания моего девятого часа, интерком включался снова:
– Прошу внимания! Всем штатным сортировщикам, прибывшим на работу в 18.18, требуется задержаться на два часа сверхурочно!
Затем, за восемь минут до моего 10-го часа:
– Прошу внимания! Всем штатным сортировщикам, прибывшим на работу в 18.18, требуется задержаться на три часа сверхурочно!
А тем временем Дженко не закрывал рта:
– СИЖУ Я В ЭТОЙ АПТЕКЕ, ПОНИМАЕШЬ? ВХОДЯТ ДВЕ КЛАССНЫЕ ДЕВКИ. САДЯТСЯ ПО ОБЕ СТОРОНЫ ОТ МЕНЯ…
Мальчишка меня добивал, но я не мог найти выхода. Я вспоминал остальные места, где работал. Везде ко мне прибивался какой-нибудь псих. Я им нравился.
Затем Дженко вывалил на меня свой роман. Печатать он не умел, поэтому дрянь эту напечатала ему профессиональная машинистка. Роман был переплетен в причудливую черную кожаную тетрадь. Название очень романтичное.
– СКАЖЕШЬ ПОТОМ, ЧТО ТЫ ОБ ЭТОМ ДУМАЕШЬ, – сказал он.
– Ага, – ответил я.
Я взял роман домой, открыл пиво, залез в постель и приступил.
Начиналось хорошо. О том, как Дженко жил по всяким комнатушкам и голодал, пытаясь найти работу. У него не получалось с агентствами по найму. И тут встретил в баре парня – тот показался ему весьма ученым типом, – но этот друг постоянно занимал у него деньги и так никогда и не отдал.
Честно пишет.
Может, я недооценил этого человека, подумал я.
Я все надеялся на него, пока читал. А потом весь его роман развалился. Почему-то стоило ему начать писать о почтамте, как вся эта штука утратила реальность.
Роман становился все хуже и хуже. Закончилось все тем, как он пришел в оперу. Антракт. Он выходит из зала, чтобы не видеть неотесанную и глупую толпу. Тут я был за него. Когда он огибал столб в фойе, все и случилось. Очень быстро. Он столкнулся с культурной, изысканной, прекрасной дамочкой. Чуть не сшиб ее с ног.
Диалог звучал примерно так:
– Ох, простите, бога ради!
– Все в порядке…
– Я не хотел… понимаете… извините!..
– О, уверяю вас, все в порядке!
– Но понимаете, в смысле, я вас не видел… я не нарочно…
– Все в порядке. Все в полном порядке… Диалог по поводу столкновения продолжался полторы страницы.
Бедный мальчонка был поистине безумен.
Оказалось, что эта баба, хоть и бродила вокруг столбов в одиночку, ну, на самом деле она замужем за этим врачом, но эскулап не врубается в оперу и даже, собственно говоря, плевать хотел на такие простейшие вещи, как «Болеро» Равеля. Или даже «Танец с треуголками» де Фальи.[7] Тут я был на стороне доктора.
С момента столкновения этих двух подлинно чувствительных душ что-то начало развиваться. Они встречались на концертах, а после наскоряк перепихивались. (Это скорее подразумевалось, нежели утверждалось, – оба были слишком тонки для того, чтобы просто ебатъся.)
Короче, роман закончился. Несчастное прекрасное существо любило своего мужа, и нашего героя (Дженко) оно тоже любило. Оно не знало, что делать, и поэтому, разумеется, покончило с собой. Оставило обоих – и врача, и Дженко – стоять поодиночке у себя в ванных.
Я сказал парню:
– Начинается хорошо. Но тебе нужно выкинуть этот диалог про столкновение за столбом. Он очень плох…
– НЕТ! ВСЕ ОСТАЕТСЯ КАК ЕСТЬ!
Шли месяцы, и роман все время возвращался ко мне.
– ГОСПОДИ БОЖЕ! – говорил Дженко. – Я ДАЖЕ НЕ МОГУ ПОЕХАТЬ В НЬЮ-ЙОРК ПОЖАТЬ РУКИ ИЗДАТЕЛЯМ!
