Почта в Никогда-Никогда - страница 26

Таможенник прочитал мой чистосердечный отчет и задал вопрос, не содержащийся в декларации, который я не понял.

— Не могли бы вы повторить; извините, но я не понимаю, — произнес я виновато, с внезапным беспокойством.

Оп повторил, но и на этот раз я не понял, о чем идет речь, и попросил его произнести по буквам. Чиновник спросил еще раз с телеграфной скоростью, так как искусству произношения по буквам австралийцев специально обучаются в школе.

В конце концов оказалось, что он спрашивает, не писатель ли я bona fide. Я всегда любил латынь и утверждаю, что интеллигентный человек обязан знать ее хотя бы настолько, чтобы понимать, что фраза «fiat voluntas Tua» означает не «ты хочешь иметь фиат?», а «да исполнится воля твоя…» К сожалению, каждый народ произносит латинские слова по-разному, а так как в Помпее не сохранилось магнитофонных лент с записями произношения истинных римлян, трудно судить, кто правильнее говорит по-латыни. Я могу только наверняка сказать, что англосаксы говорят совершенно иначе, чем мы. Моя гимназическая пятерка по латыни не выдержала испытания жизнью на австралийской таможне…

Посредством этого вопроса хотели установить, является ли для меня писательский труд единственным средством существования. Более широкий его смысл не раз вспоминался мне в моем путешествии по огромному континенту. Наш словарь иностранных слов поясняет, что «bona fide» следует понимать как «с добрыми намерениями», «с доверием, искренне, без злого умысла…» Возможно, что это стало сущностью моего путешествия по Австралии.

Таким образом, если в этой беседе с вами с моей стороны будут допущены какие-то ошибки, то не по злой воле. Сообщите мне о них, и я исправлю их в следующем издании. И еще одно: я глубоко верю в чувство юмора читателей. Если бы среди них нашлись такие, которые лишены его, очень советую по прочтении нескольких страниц книги повторять вполголоса короткую фразу «Воляновский иногда шутит, Воляновский иногда шутит…»

Рассказы о молчаливых австралийцах выдумывают, конечно, сами австралийцы, как пристало народу, который обладает чувством юмора и любит посмеяться над самим собой. Люди из страны Никогда-Никогда, обитающие на бескрайних просторах континента, неразговорчивы, так как живут в царстве одиночества. Отсюда и повесть о влюбленном юноше из этих мест. В течение нескольких недель он ежедневно появлялся в доме, где была дочь на выданье, и целый вечер смотрел на нее в немом восторге. Однажды юноша все-таки пересилил себя и почтительно пробормотал, обращаясь к предмету своего обожания:

— А эти пирожки вы тоже пекли сами?

Услышав утвердительный ответ, он снова замолк на десяток вечеров, пока наконец не решился обратиться к отцу девушки с вопросом, как тот смотрит на замужество дочери. Отец пробормотал, что надо бы сначала спросить заинтересованную сторону. Та, в свою очередь, ответила, что и сама еще не знает, ей надо подумать. Тогда этот «волокита» надвинул шляпу со словами:

— Ну, раз вы не решаетесь, то, пожалуй, мне больше не имеет смысла навязываться.

С тех пор он у них и не показывался.

Матейко и молчание или…

Из тех же молчальников был и тот юноша, который со своим другом собирался переночевать в пустынном месте, на пригорке у реки. Он пошел к реке с ведром, набрав воды, вернулся через четверть часа и в задумчивости уселся у костра. Потом обратился к другу:

— Там какой-то городской парень.

— Что он делает? Рыбачит?

— Нет.

— Ставит силки на кроликов?

— Нет.

— Стирает?

— Нет.

— Так что же он делает?

— Тонет.

Я, конечно, не встречал таких неразговорчивых, но должен честно признать, что в глубинных районах материка люди действительно молчаливы. Если я видел, что разговор не клеится, то обращался к последнему средству: вынимал из кармана помятую вырезку сиднейской газеты и подсовывал ее моему собеседнику. Тот начинал внимательно читать, и, как правило, лицо его принимало выражение доброжелательной заинтересованности, мост взаимопонимания был переброшен. В газете же сообщалось о том, что торговое польское фрахтовое судно «Ян Матейко» прибыло в Сидней за шерстью, закупленной Польшей. Следовало подробное описание, сколько этой продукции заберет корабль и в каком австралийском порту. После этого сообщалось, что «капитану Витольду Браньскому уже шестьдесят шесть лет, а во время второй мировой войны он служил в королевском флоте. В 1942 году он ходил в Австралию и Новую Зеландию — привозил из Лондона детей-беженцев. Но этот его корабль и экипаж в Австралии впервые».