— Гм… А как же Мойра?
Бобби был явно смущен.
— Меня и вправду чем-то притягивало ее лицо, — признал он.
— Оно намного красивее моего, — великодушно заметила Франки.
— Нет.., но оно.., как бы это сказать.., преследовало меня. А потом, когда мы оказались в той мансарде и ты вела себя так отважно.., ну, я забыл и думать о ней. Она мне стала безразлична. Для меня существовала только ты. Ты была просто великолепна! Так невероятно отважна.
— Это была одна видимость, — сказала Франки. — На самом деле я вся дрожала. Но мне хотелось, чтобы ты мной восхищался.
— Я и восхищался, Франки, милая. Всегда восхищался. И всегда буду восхищаться. Ты уверена, что тебе не будет тошно в этой Кении?
— Я уверена, что буду ее обожать. Англией я сыта по горло.
— Франки…
— Бобби…
— Пожалуйте сюда, — сказал викарий, отворяя дверь в комнату, где они сидели, и пропуская перед собой даму из Доркасского благотворительного общества[41].
И тотчас с извинениями закрыл дверь.
— Мой.., э-э.., один из моих сыновей. Он.., э-э.., помолвлен.
— Мы так и поняли, — язвительно отозвалась дама-благотворительница — Хороший мальчик, — сказал викарий. — Прежде он был несколько легкомыслен. Но в последнее время сильно изменился к лучшему. Будет управлять кофейной плантацией в Кении.
А дама-благотворительница шепотом осведомилась у другой:
— Вы видели, кого он целовал? Уж не леди ли Франсез Деруэнт?
Не прошло и часу, как новость облетела весь Марчболт.
