Последний наш догмат — постановление собора 787 года против иконоборчества. В сущности, это не догмат, ибо не касается учения веры, но можно было видеть в отрицании икон идейное отрицание совершенной человечности Христа. Нет, можно и должно изображать Христа, потому что он — Человек… Но очень жаль, что собор не вынес кстати запрещения изображать БОГА: тогда не было еще нашего безумного обычая рисовать Дедушку на облаках. Вспоминаю живопись (если не ошибаюсь, Маркова) в куполе Московского храма Христа Спасителя: моложавый старикан с красными губами, с раздвоенной бородкой и кучерскими кудрями, в ночной рубахе… Образец пошел по России, я видел его потом много раз в провинциях. Какое кощунство!
*
ВОТ И ВСЕ НАШИ ДОГМАТЫ — и никаких других догматов не было в древней "не–разделенной" Церкви и нет в нашем Восточном Христианстве. Творения святых отцов и церковной поэзии, традиции культа, заявления иерархов, катехизисы, — все это уже не догматы, а лишь частные мнения, как бы ни были они для своего и нашего времени авторитетны. Незнание этого бывает причиною крупных недоразумений. Иногда говорят, что критическое изучение библейских текстов противоречит будто бы "догмату о богодухновенности Писания; но нет" у нас такого догмата. Иногда говорят: "догмат о вечных мучениях", "догмат о "пресуществовании"… Нет у нас таких догматов. Должен признаться, что мне не очень‑то по душе устаревший титул "православного"христианина, в котором звучит столь недостойное превозношение перед христианами "инославными"; но право же, все они, и католики, и протестанты, и англикане, напостановляли за свою историю много лишних догматов — и сами на себя надели ярмо, от которого им трудно будет освободиться. В догматической немногословности нашего "Православия" — его великие преимущество. В новейшей истории Русской церкви А. Э. Левитан цитирует напечатанные где‑то воспоминани о покойном Патриархе Тихоне. Кто‑то высказал суждение о "неправославии" профессора М. М. Тареева. Патриарх возразил:
— Что ты, что ты, какой же он, "неправославный".
Православие тем и хорошо, что многое может вместить в свое глубокое русло.
Одно время в церковной литературе ставился вопрос о возможности "догматического развития" христианства — в смысле появления новых догматов. Зачем?! Впрочем, это и практически невозможно, потому что невозможен уже никакой новый "вселенский" собор. Если же говорить о развитии христианской мысли, то здесь можно усмотреть уже ясно определившуюся направленность. Все чаще нам приходится отвечать: НЕ ЗНАЕМ, — все больше мы сознаем нашу ограниченность пред лицом сверхразумной Истины. "Верую, потому что нелепо, — это" изречение под именем Тертуллиана (хотя никогда в такой именно общей форме он этого не говорил) любят повторять в насмешку антирелигиозные агитаторы. Это псевдо–изречение нелепо, потому что сама по себе "нелепость" никак не может быть ОСНОВАНИЕМ веры. Правда же заключается в известном высказывании покойного патриарха Сергия, что (не помню дословно, передаю смысл) всякое чисто рациональное, "понятное" объяснение христианских догматов непременно ложно. Кстати, с этим "перекликается" и известная шутка Нильса Бора об одной теории новейшей физики: достаточно ли она "безумна", чтобы оказаться еще и верной?.. Сегодня мы можем сказать: ХРИСТИАНСТВО ПРОБЛЕМАТИЧЕНО, ПОТОМУ ЧТО ОНО ВЕРНО. Признание сверхразумности христианства не есть отрицание разума, — напротив! "Братия, не будьте дети умом; на злое будьте младенцы, по уму же будьте совершеннолетни" (к Коринфянам 1, гл.14). Наш современный учительный кризис — не упадок, не грех; это совершеннолетие ума, кризис развития, в котором христианин Двадцатого века понимает ограниченность нашего разумения, освобождается от наивностей схоластики, вникает в научную критику Писания, различает историческое и условное от вечного и абсолютного. В наших испытаниях не умрет, а лучше прояснится подлинная, священная ПРАВДА религиозного опыта. На этих путях СМИРЕНИЯ И СВОБОДЫ, которыми ответила на рационалистические заблуждения своего времени древняя Церковь. Но догматы о Церкви и о Крещении давно уже превратились в проблемы.