Я сжала пальцы на его руке:
– Джереми, спокойнее. Обычное разводное дело.
– А если я тебе скажу, что это покушение на убийство?
Голос звучал очень спокойно, по-деловому и никак не гармонировал с пристальностью взгляда, с напряженной дрожью руки.
Я отодвинулась:
– Покушение на убийство? Что ты имеешь в виду?
– Мерзейшее из всех смертельных заклинаний, что бывали в моем кабинете.
– Муж пытается ее убить?
– Кто-то пытается, и жена говорит, что это муж. Любовница с ней согласна.
Я заморгала:
– То есть ты хочешь сказать, что у тебя в кабинете сидят и жена, и любовница?
Он кивнул и даже, несмотря на обуревавший его гнев, не мог не улыбнуться.
Я улыбнулась в ответ:
– М-да, нечто совсем новое.
Он взял меня за руку:
– Это было бы новое, даже если бы мы занимались разводами.
Большим пальцем он поглаживал мои пальцы. Нервничал, иначе бы так надолго мою руку не задержал. Успокоительная гимнастика, вроде как что-то вертеть в руках. Потом поднес мою руку к губам и обозначил на ней поцелуй. Наверное, заметил, что проявляет нервозность. Он полыхнул белой улыбкой – лучшие коронки, которые можно купить за деньги, – и повернулся к двери.
– Сперва ответь мне на один вопрос, Джереми.
Он оправил костюм – чуть одернул пиджак, будто тот и так не сидел безупречно.
– Всегда готов.
– Почему ты так этого испугался?
Улыбка медленно погасла, лицо стало серьезным.
– Какое-то нехорошее чувство насчет всего этого, Мерри. Пророчество – не мой дар, но тут пахнет паленым.
– Так не берись. Мы не копы. Мы работаем за очень хорошие деньги, а не ради клятвы служить и защищать.
– Ты их сейчас увидишь. Если ты после этого честно скажешь, что мы остаемся в стороне, так тому и быть.
– А откуда вдруг у меня президентское вето? На вывеске у нас написано "Грей", а не "Джентри".
– Тереза – настолько эмпат, что никому не может отказать. Роан слишком мягкосердечен, чтобы прогнать плачущих женщин. – Он оправил сизовато-серый галстук, погладил бриллиантовую булавку. – Остальные – отличные работники, но решения принимать им не по зубам. Остаешься ты.
Я всмотрелась в его глаза, стараясь проникнуть за пелену гнева и тревоги, прочесть, что там у него в голове.
– Ты – не эмпат, не мягкосердечный и отлично умеешь принимать решения. Что мешает тебе принять и это?
– То, что, если мы их отправим, им идти больше некуда. Не получат помощи в нашем офисе – обе они покойницы.
Я смотрела на него, наконец-то поняв.
– Ты знаешь, что нам надо держаться в стороне, но не можешь заставить себя сказать это им. Не можешь заставить себя осудить их на смерть.
– Да, – кивнул он.
– И почему ты думаешь, что смогу я, если не можешь ты?
– Надеюсь, что хоть у одного из нас хватит здравого смысла не быть таким дураком.
– Я не допущу, чтобы вы все погибли ради чужих, Джереми, так что будь готов оставаться в стороне.
Даже я сама услышала, как холодно и жестко звучит мой голос.
Он снова улыбнулся:
– Узнаю нашу маленькую хладнокровную стерву.
Я пошла к двери, покачав головой.
– Вот поэтому ты меня и любишь, Джереми. За то, что можешь рассчитывать: я не дрогну.
И я вышла в коридор в полной уверенности, что сейчас этих баб сплавлю. Послужу стеной, защищающей нас от благих намерений Джереми. Видит Богиня, случалось мне ошибаться, но редко когда так крупно, как предстояло сейчас.