— Да, я знаю, что ты так не думаешь. Ты — но не все остальные.
— Вот, значит, почему ты стала такой холодной в постели? Не из-за того, что думаю я, а из-за того, что думают другие?
Никак он не может понять ее точку зрения! Брин готова была прийти в отчаяние.
— Как я могла конкурировать?
— Конкурировать? С кем? Я тебя не понимаю.
— Ты бы видел себя на публике, Райли. Тебе нравится всеобщее внимание, признание, ты купаешься в лучах славы и упиваешься известностью. И чем громче аплодисменты, тем больше они тебе нравятся.
— Ты знала все это еще до того, как мы поженились. Или мне полагается извиниться за этот мой недостаток теперь, через столько времени?
— Нет. Мне в тебе все нравится, и эта черта тоже.
— Тогда из-за чего мы воюем? Ничего не понимаю. Может, я становлюсь таким же бестолковым, как Растяпа Уит?
Брин вздохнула, думая: «Ну как объяснить ему то, что я чувствую?»
— В ту ночь, когда мы вернулись домой, ты был на седьмом небе от счастья. Ты был опьянен славой, упивался всеобщим обожанием. Наслаждение, которое ты получал от всего этого, было сродни оргазму.
— Да, я был счастлив, а как же иначе? — Теряя терпение, Райли заговорил громче обычного.
— Все правильно.
— Тогда в чем ты почувствовала угрозу для себя? — Он уже почти кричал.
— А что я могла сделать для тебя в постели, чтобы доставить такое же наслаждение?
На мгновение Райли оторопел и растерянно уставился на нее. Потом медленно опустился на кровать.
— Господи…
Он провел по лицу здоровой рукой ото лба до подбородка, словно снимал с себя маску. Когда он снова посмотрел на Брин, его глаза потускнели.
— И ты думала, что секс с тобой доставит мне меньше наслаждения, чем завоевание какой-то чертовой статуэтки?
— А чем я могла его перекрыть?
Райли замотал головой, плечи его поникли.
— Знаешь, Брин, это все равно что сравнивать яблоки с апельсинами.
— Тогда я так не думала. Я казалась себе неполноценной.
— Когда ты так говоришь, я начинаю чувствовать себя этаким маниакальным эгоистом, предъявляющим к тебе невыполнимые требования.
— Прости, я не хотела. — Голос Брин стал спокойнее, выражение лица смягчились. Она подошла ближе к тому краю кровати, где сидел Райли. — С твоим «эго» все в порядке, у тебя нормальное здоровое самолюбие. Это моя проблема, моя психологическая травма, не твоя.
— Это наша проблема, Брин. Почему ты ничего не рассказала мне тогда же? Почему не поделилась своими чувствами?
— Потому что я знала, что буду выглядеть как лиса из басни «Лиса и виноград». Ты бы решил, что я просто завидую твоему успеху и известности.
— А это не так? — поддразнил Райли.
Брин тихонько рассмеялась:
— Нет. Не в том смысле, какой ты имеешь в виду. Временами меня это раздражало.
— Когда именно?
Брин чувствовала, что он искренен в своем желании докопаться до сути.
— Зрители видят тебя только в такие моменты, когда ты безупречен. Безупречно ухоженный, безупречно счастливый… безупречный во всем. Но я видела тебя всяким: и когда ты выглядел черт знает как, и когда ты только что встал с постели и еще не выпил первую чашку кофе, и когда слонялся по дому в рваных джинсах. Я держала твою голову над раковиной, когда ты подхватил желудочный вирус и тебя рвало. Я стирала твои грязные носки.
— Но зато я сам складывал их в шкаф! — с шутливой важностью заявил Райли, подняв указательный палец. Однако глаза его не смеялись. — Я уловил твою мысль, — сказал он мягко. — Честно говоря, я никогда не смотрел на это с такой точки зрения.
— Наверное, меня раздражало, что все считают тебя безупречным, когда я знаю, что это не так. Иногда, в самые безумные моменты, мне даже казалось, что свое совершенство ты приберегаешь для других, а мне достаются только объедки.
— Брин, с тобой я был самым лучшим. — Он дотянулся здоровой рукой и пожал ей руку, потом мягко потянул вниз и усадил рядом с собой на кровать. Они сидели, касаясь друг друга плечами. — Вспомни день, когда ты впервые вышла на работу в нашу передачу. Как ты тогда не очень любезно заметила, я действительно был ужасен. У меня были мешки под глазами, я делал дрянные передачи. Я расслабился, а на телевидении это равносильно смерти. Ты отхлестала меня по щекам и привела в чувство. И если никто, включая меня, не воздал тебе должное за это, мы все виноваты.
