— Когда уделяет вам все внимание? — переспросил Гаррет.
— Да, — подтвердила Мия. — Но я не буду вдаваться в подробности.
— Дорогая, в этом нет нужды, совершенно нет нужды.
Гаррет усмехнулся дьявольской усмешкой, совсем не подходящей священнику.
— Он не идеален. Этот нелепый бокс и эти отвратительные сигареты, которые он курит, и… у него в самом деле нет дворецкого? И почему ему непременно нужно спорить со всем, что я говорю, и заявлять, что развлечения — это только для детей?..
— Да, он не идеален, — согласился Гаррет. — Но кажется, вы хорошо узнали его и без долгих разговоров.
— Думаю, его можно назвать человеком действия.
— И вы любите этого человека действия?
— Я могла бы его полюбить.
«Да, я его люблю», — думала Мия, но этими сведениями она не собиралась делиться даже с мистером Гарретом.
— Но он меня не любит, и это делает мою любовь невозможной.
Мия скользнула взглядом по нескольким непривлекательным портретам времен королевы Елизаветы и подумала, в чем же смысл этого разговора.
— Вы хотите, чтобы я перестала жить во грехе и вышла за него замуж?
— Это невозможно. — Гаррет рассмеялся. — Мы все живем во грехе. Я желаю вам обоим счастья.
— Не представляю, как из этого может что-нибудь получиться. — Глаза Мии снова наполнились слезами. — Я слишком люблю делать все по-своему, а он слишком резкий. Как только прелесть любовных игр приестся — я этого не представляю, но так должно быть, — это будет как в Мексикадо, но только в этот раз без шанса на бегство.
Мистер Гаррет резко остановился и посмотрел на Мию с изумлением.
— Он рассказал вам про Мексикадо?
— Немного.
Мия не собиралась говорить больше — если это секрет, то она не хотела бы его выдать.
— С Божьей помощью все возможно! — с радостным смехом заявил Гаррет.
Мия уже слышала это от кого-то другого. От мисс Хорнер.
— Бог мой, Мия, вы знаете, что даже малая часть его истории — это больше, чем он когда-либо вообще кому- то, кроме меня, рассказывал?
— Правда?
— Да, — с нажимом сказал Гаррет. — Это кошмар, который он всячески старается забыть.
— Может быть, и не расскажет. Но я хочу, чтобы вы знали: если он об этом говорил, значит, вы для него — больше чем мимолетное увлечение.
— Может быть, не мимолетное.
Мия подумала о матери Джанины и ее долгом романе с отцом. Мистеру Гаррету нужно только, чтобы она согласилась выйти за Дэвида и, таким образом, в семействе Пеннистан снова воцарился бы мир.
— Вы не верите, что он может вас любить? — Мистер Гаррет покачал головой. — Ну конечно, не верите. Вы — женщина, и вам нужно услышать соответствующие слова. Вы не знаете, как мужчина говорит я вас люблю.
— А вы, я полагаю, с этим прекрасно знакомы.
— Я же мужчина.
— О да, несомненно, — сказала Мия. — Я думаю, под вашим духовным саном скрывается настоящий мужчина.
Мия надеялась, что ее слова не прозвучали как заигрывание.
— Вот именно. Поэтому я говорю как специалист в этом вопросе.
Они дошли до двери, которая вела в апартаменты герцога, и продолжили путь по кругу, теперь они проходили мимо мраморных бюстов Пеннистанов, живших в давние времена.
— Сегодня утром, после того как вы покинули кабинет герцога, Дэвид сказал Мериону, что до тех пор, пока к вам будут относиться недружелюбно, он не примет от герцога ни гинеи. — Гаррет кивнул. — Должен вам сказать, это весьма смелое заявление для человека, который пришел, чтобы умолять о небольшом капитале, нужном для строительства его фабрики.
— Как он может даже думать о такой жертве? От него зависит множество людей, он не должен отказываться от своего плана!
Они остановились перед портретом четырех молодых людей. Это были Линфорд, Дэвид, Джессап и Гейбриел в детстве. Должно быть, портрет был написан до рождения Оливии. Линфорду Пеннистану на вид можно было дать не больше шестнадцати. Значит, Дэвиду должно быть двенадцать. Он выглядел слишком серьезным даже до того, как повзрослел. Наверное, портрет был написан незадолго до его ухода во флот. Может быть, его заказали на случай, если Дэвид не вернется?
— Попробуйте вспомнить, какими еще способами Дэвид говорил «Я вас люблю», уделите этому несколько минут.