— Лет пять назад Снэйт попал в неприятную историю, связанную с идеей клонирования генетических двойников. Смысл ее заключался в том, чтобы использовать двойников как источник органов, которые не будут отторгаться организмом. Я думаю, в соседней комнате мы найдем людей, у которых все основные органы заменены чужими, взятыми из зародышей, выращенных из их же клеток.
— Все органы? — Экланд нахмурился. — Неужели кому-то нужно пересаживать все органы? И потом, зачем понадобилось вырезать у них половину ребер и потрошить живот?
— Очевидно, Снэйт использовал этих людей как подопытных кроликов. Другого объяснения я не нахожу. Ему это было нужно, чтобы наблюдать за работой органов после трансплантации.
— По-видимому, он хотел получить быстрые и точные результаты, — добавил Фицпатрик. — Это и был один из таких путей.
— Но ведь Снэйт не мясник, а медик! — возразил Экланд. — Как же может врач…
— Сделать то, что делал Снэйт? — Фицпатрик пожал плечами. — А разве не врачи проводили эксперименты на заключенных в концентрационных лагерях во время последней войны?..
— Согласен, но откуда Снэйт получает людей для своих опытов? — спросил Экланд, краешком глаза наблюдая за Флинном, который, ухватившись за ручку двери, открыл ее. — Ведь сейчас иные времена, и здесь не нацистская Германия.
— Возможно, в Индии, — предположил Фицпатрик, двинувшийся вместе с Экландом за Флинном. — Едва ли кто в Бомбее станет упорно разыскивать пропавшего без вести человека.
Они нагнали Флинна, когда тот светил карманным фонариком в глубину темной, очень холодной камеры. Прямо перед собой они увидели ряд стульев и панель управления, а позади нее — лабораторный стол из нержавеющей стали.
Флинн провел лучом фонарика вдоль стола, и они заметили над ним какой-то куб, напоминающий строительные леса. Что-то висело внутри этой конструкции, но луч фонарика, падая на сверкающие металлические детали, отсвечивал так, что ничего разобрать было нельзя.
И вдруг что-то совсем рядом пришло в движение, послышался звук, напоминающий царапанье когтей по твердой поверхности.
Флинн быстро перевел луч на пульт управления, и они увидели набор самописцев, которые вычерчивали неровные линии на ролике миллиметровки.
— Черт побери, кто их включил? — спросил Фицпатрик.
В ту же секунду задвигалось и несколько соседних самописцев.
— Чепуха какая-то, — сказал Фицпатрик. — Но как бы то ни было, они, очевидно, реагируют на свет и на звук человеческого голоса!
Флинн еще раз поднял вверх фонарик и осветил непонятный куб, но на этот раз под таким углом, чтобы металл не отсвечивал. Теперь они могли увидеть, что было внутри.
А внутри куба находилась человеческая голова, ее рот был закрыт пращевидной повязкой, обычно применяемой при травмах подбородка. Голова была отделена от шеи, все швы аккуратно заделаны, и из нее выходило множество разноцветных проводков и трубочек.
Один из наборов самописцев заработал энергичнее других, и вошедшие в комнату люди увидели, что глазные яблоки головы быстро задвигались из стороны в сторону под зашитыми веками.
Звук внезапно ожившего радиопередатчика заставил их вздрогнуть от неожиданности.
— Генерал, говорит Менински. Не могли бы вы подойти к западному крылу здания. Здесь какая-то чертовщина…
— У вас там чертовщина? — спросил Экланд, стараясь говорить спокойно. — Вы бы лучше посмотрели, что тут у нас творится!
— Что вы сказали? — переспросил капитан.
— Да ничего! Мы сейчас придем.
— Пересадка мозга? — сказал Экланд, торопливо шагая к западному крылу. — Мне казалось, что пересадка мозга — это пока лишь область научной фантастики…
— Возможно, пересадка мозга — это фантастика, — ответил Фицпатрик, — но не пересадка целой головы. Начиная с начала семидесятых годов нейрохирурги в Кливленде делали попытки пересаживать головы обезьянам. Конечно, они не приживались, но до момента отторжения функционировали абсолютно нормально. И тем не менее проблему отторжения можно разрешить, если пересадить голову на тело клона. В этом случае остается одна-единственная проблема — срастить спинной мозг. Вроде бы каким-то ученым это уже удалось.
