Кроме желания опорочить ненавистную национальную группу книга удовлетворяет еще одному человеческому свойству: она предлагает простое и доступное объяснение тайны зла в мире. Все оказывается просто результатом подрывной деятельности тайной всемирной еврейской организации, которая (почему–то вместе с масонами) ответственна за революцию, войны, приход к власти тех или иных лидеров и т. п. Ключи, даваемые Нилусом для раскрытия дьявольских хитрых козней главарей еврейского заговора, позволяют легко находить руку участников заговора даже в таких трагических событиях нашего века, как уничтожение миллионов евреев в нацистских концлагерях. Разумеется, сам Нилус об этом писать не мог, но его «метод» быстро приводит сегодняшних последователей к выводу о том, что все «подстроено» самими же евреями для того, чтобы возбудить у других народов жалость и тем самым притупить их бдительность.
Словом, вместо действительной задачи христианина — противостоять злу в самом себе и в окружающем мире — предлагается некий миф, уводящий человека от Христа и Евангелия в область темных первобытных инстинктов. К счастью, эта книга вызывает, как правило, недолгий «энтузиазм», но, к сожалению, у довольно многих читавших ее остается все же какой–то след доверия к ней: «а, может быть, и правда?» Именно из–за этого «может быть», являющегося несомненным балластом в духовной жизни христианина, автор и позволил себе остановиться на этой, в общем–то, малоинтересной теме.
Изложенные здесь наблюдения и размышления об антисемитизме в нашей Церкви относились к началу 80–х годов. С наступлением гласности все это вышло на поверхность, стало более заметным. Наряду с обществом «Мемориал», имеющим целью благородное стремление увековечить память о жертвах сталинизма и помочь тем, кто еще жив, активизировалось общество «Память», отношение к которому в последние годы стало индикатором порядочности и здравого смысла. В беседах с кандидатами в депутаты всех уровней и вообще с любым человеком, занимающим заметное общественное положение, одним из первых задается вопрос об отношении к «Памяти». Сторонниками этой организации чаще всего становятся люди, не имеющие сколько–нибудь основательных знаний истории и особенно энергично декларирующие свое Православие, забывая о том, что слово «православный» лишь прилагательное к существительному «христианин». Именно о христианстве и о его нравственных принципах чаще всего и забывают.
Что же касается ответа на вопрос об отношении христиан к евреям, автор просит читателя внимательно прочесть 11–ю главу Послания апостола Павла к Римлянам, из которой приведем лишь маленький отрывок:
Они отломились неверием, а ты держишься верою: не гордись, но бойся…
…Но и те, если не пребудут в неверии, привьются, потому что Бог силен опять привить их…
…И так весь Израиль спасется…
Еще одной характерной особенностью нашего христианства, обращенного главным образом к векам минувшим, является «уставщичество».
Как–то раз один знакомый мне протоиерей после очередного «разгона» певчим, спевшим какую–то «не ту» стихиру, громко хлопнув боковой дверью алтаря, то ли с раскаянием вспышку гнева, то ли с сожалением, что не способен на большее, сказал: «Я–то еще что! Вот был (такой–то), чуть что не так — кадило швырял!» Я живо представил себе, как в угол алтаря летит кадило, осыпая все вокруг горящими угольками и угольной пылью, и робко возразил: «Но ведь это ужасно! Какой пример такой пастырь подает окружающим?» Протоиерей озадаченно посмотрел на меня и ответил: «Он терпеть не мог ошибок в службе! Сам знал все наизусть — любую стихиру, любое соединение праздников. Вот был знаток устава!»
В самом деле, я немало знал священнослужителей — «знатоков» устава, любящих устав, и заметил, что это нередко уживается с самыми обычными человеческими слабостями — нетерпением, гневливостью и т. п. В то же время среди людей, хорошо знающих и по–настоящему любящих Священное Писание, встречал лишь исключительно добрых, мягких, просветленных. В чем тут дело?
В начале любого семинарского пособия по литургике можно прочесть, что в самые первые века существования христианства не было единого богослужебного устава. Были библейские псалмы, раннехристианские гимны, были молитвословия или песнопения, слагаемые самими верующими или пресвитерами и епископами раннехристианских общин. Позже, особенно со времен Константина Великого (IV в.), с целью упорядочения богослужения (точнее, его единообразия), в крупных религиозных центрах — Константинополе, Иерусалиме, в монастырях — стали вводиться богослужебные уставы, или типиконы. Типикон, называемый Иерусалимским, появился в VI в., будучи собран Саввой Освященным и дополнен в VIII в. Иоанном Дамаскином и Космой Маюмским. Всевозможные дополнения вносились в Типикон вплоть до XI в. В России ныне действующий Иерусалимский устав (Типикон) был введен в начале XV в. на смену Константинопольскому Студийному уставу.
