Но те отказа не приняли, ссылаясь на то, что негоже гостям эксплуатировать свою автомашину. Кавказцы, конечно, гостеприимный народ. Эту черту характера у них не отнимешь. Что правда, то правда.
Я сам лично не раз убеждался в этом, бывая в командировках.
Семикин, уважая национальный менталитет, согласился и оставил свою автомашину вместе с водителем во дворе горотдела милиции. Перед началом поиска спекулянтов гостеприимные горцы пригласили гостей позавтракать. Конечно же, в ресторан пригласили. После ресторана начали работать. На поиски потратили почти целый день, но, увы, спекулянты, как будто испарились, в воду канули. И адреса есть, и квартиры, где проживают, есть. Искали два дня, но никаких результатов. Нет, исчезли!
Самое интересное, Джек Фёдорович, ещё впереди. Пока искали спекулянтов, со двора милиции в первый же день, как только Семикин покинул горотдел, пропала автомашина Семикина вместе с водителем.
Дмитриченко, услышав такую новость, вперился в меня глазами и изумлённо воскликнул:
– Пропали средь белого дня и со двора милиции! Ты это серьёзно, Рудольф Васильевич? Скажи, что ты всё это приукрасил, придумал, чтобы меня заинтересовать. Не так ли?
– Вот те крест! – и я несколько раз положил на себя крест, обратив свой взор к небу. Теперь веришь?
– Хорошо, верю. Что было дальше?
– Семикин, конечно же, обратился к начальнику горотдела. Начальник горотдела тут же дал указание своим сотрудникам найти автомашину. Искали двое суток. Результат нулевой.
На третий день Семикин пришёл к начальнику горотдела, чтобы просить помощи для продолжения поиска, уже не спекулянтов, а своих машины и водителя. В кабинете начальника Семикину представили прокурора города, и в присутствии прокурора начальник милиции сообщил, что автомашина Семикина нашлась, и водитель цел и невредим. Они могут уехать домой. Перед уходом Семикину вручили письмо.
Дмитриченко вопросительно посмотрел на меня и спросил:
– Ты читал это письмо?
– Конечно. Это же письмо было адресовано мне.
– И что же там было написано? – с нетерпением спросил Джек.
– Просьба о передаче дела спекулянтов в их распоряжение, то есть отправить дело в Сухуми.
От такой новости брови Дмитриченко поползли вверх от удивления, и по лицу промелькнула лёгкая усмешка.
– Как ты поступил?
– Ты сам, Джек Фёдорович, как поступил бы на моём месте?
Снова по лицу Джека промелькнула лукавая усмешка.
– Я? Я без раздумий отправил бы дело и остался бы доволен своим поступком.
– Я, именно так и поступил. Вот такие дела, товарищ опер.
– Да-а! Не завидно наше положение, Рудольф! – задумчиво, уже без всяких насмешек, восхищений, проговорил Дмитриченко. Тогда совсем плохи наши дела. Ну, ничего, ты, Рудольф, только не расстраивайся, не переживай. Раз на раз не приходится. Не всё ещё потеряно. Ещё не вечер!
Ты помнишь нам завещанный девиз: бороться и искать, найти и не сдаваться?
– Помню, Джек, помню. Это мой девиз жизни. Знаешь, Джек, если мы дня за два или три не задержим моих кавказцев, я даже боюсь дальше говорить. Нам сейчас нужно действовать быстро, оперативно, самое главное, перекрыть пути на Кавказ.
Дмитриченко резко повернулся ко мне и, прямо глядя мне в глаза, встревоженно заговорил:
– Что же мы тогда торчим тут! Давай поговорим с этими двумя оставшимися в камере и за дело!
Мы вышли из камеры и позвали постового. Попросили его привести в следственную комнату одного из двух отказавшихся бежать. Постовой пошёл исполнять наше поручение.
* * *
Мы зашли в следственную комнату. Через минуты две постовой привёл в комнату арестованного.
– Сидоров доставлен по вашему поручению! – отчеканил постовой.
– Спасибо! – сказал я и отпустил постового.
Этот доставленный оказался каким-то ни бэ, ни мэ. На все наши вопросы отвечал однотипно, как робот: не знаю, не слышал, не помогал. На вопрос: почему ты не сбежал? промямлил: не хотел, зачем мне это, лишний срок, мне ни к чему и так далее, и тому подобное.
Промурыжив минут десять-пятнадцать, к нашему огорчению, пришлось его отправить назад в камеру. Через несколько минут постовой привёл следующего не сбежавшего.
