Мать что-то объясняла этому великому человеку, плакала, совала какие-то документы, а он, маленький, смотрел снизу на этого небожителя во все глаза.
Мужчина важно и безразлично размешивал сахар в чае, налитом в стакан в подстаканнике, и ложка громко звякала о стеклянные бока. Придерживая ложку большим пальцем, начальник громко, так что звук разлетелся по всему кабинету, отхлебнул из стакана.
Маленький мальчик не слышал и не понимал, о чем говорит и плачет его мать, он завороженно смотрел на этот стакан, на то, как самый важный дядечка громко отхлебывает чай, в котором плавает что-то ярко-желтое.
Вот тогда маленький мальчик пообещал себе на всю жизнь, что он обязательно станет таким вот важным начальником и будет пить чай из стакана в подстаканнике, когда возле его стола будут стоять люди и что-то просить.
Ни чай, ни кофе он не любил, но пил. Кофе, когда приходилось общаться со значимыми людьми, которые пили кофе на встречах, а чай пил всегда, теперь уже в своем кабинете.
Он требовал от секретарши держать только самые дорогие сорта чая и лимон всегда наготове. Когда к нему приходили подчиненные, он отдавал приказ:
– Надя, чай!
Она знала, что чай только один, для него. Подчиненные рассаживались и молча ждали, пока ему принесут чай с лимоном, в стакане в серебряном подстаканнике. Громко размешивая сахар, он резко приказывал докладывать и, придерживая большим пальцем ложку в стакане, шумно отхлебывал.
Жена миллион раз ругала его за эту привычку, нудно объясняя, что ложку в стакане оставляет только быдло, а уж громко отхлебывать могут вообще только последние люди.
Плевал он на жену и ее политес!
Он был начальник! Он был бог и вершил судьбы!
И в этот раз, когда пропищал интерком и секретарша сообщила, что к нему пришел начальник службы безопасности, он распорядился:
– Пусть войдет! Чай!
По роже Левы он понял, что новости не из разряда приятных. Он не указал ему на стул, не разрешая сесть.
Вошла секретарша, неся на подносе знаменитый на всю клинику чай.
– Докладывай! – разрешил он, размешивая сахар.
Он слушал доклад, не меняя выражения лица, не выказывая никаких эмоций, громко, на весь кабинет, прихлебывая чай.
– Лева, – ровным голосом спросил он, – у тебя пистолет есть?
– Есть, Эдуард Витальевич, – удивился Лева.
– Это хорошо. Потому что если ты не найдешь эту бабу с ребенком, то тебе придется застрелиться.
Утверждение данное он произнес спокойным голосом, без эмоций и чувственных окрасок, что было еще страшнее, чем любой крик.
– А теперь объясни мне: каким образом твоя сраная служба безопасности могла прохлопать тот факт, что этого ребенка нельзя брать?! – А вот сейчас начался крик. – Сначала выясняется, что у нее очень непростой отчим, а теперь ты говоришь мне, что отец ребенка Князев!! Ты говоришь мне, что это известный хирург, кандидат наук, имеющий множество публикаций, заведующий отделением в одной из самых крупных частных клиник в России!!
– Эдуард Витальевич… – попытался сказать что-то Лева.
– Молчать!! На х…я я тебе столько бабок плачу?! Пойдешь вместе со своими говнюками на помойку, я вас всех на материал пущу!! Кретины!! Как можно было не выяснить этого за неделю, пока пацана не привезли в больницу?! Разжирели, работать разучились!! Почему я должен теперь за вами говно разгребать?! А если этот Князев начнет копать?!
– Не начнет! – поспешил оправдаться Лева, покрываясь испужным потом. – Мы выяснили, что она приходила к нему в клинику с мальчиком. По словам опрошенных, Князев, скорее всего, не знал о существовании сына, они с этой Шалой много лет не виделись и не общались. Она рассказала ему, что у мальчика подозрение на серьезное заболевание почек, а когда провели обследование, она получила результаты и, ничего не объяснив, пропала.
– Значит, она никому не говорила о донорстве?
– Нет. Ни друзьям, ни родственникам и знакомым, ни этому Князеву. Мы проверили ее отца в Питере, он вообще ничего не знает, даже то, что ребенок заболел, ему не сообщали, и там она не появлялась. Наши люди в милиции еще вчера, когда она была в клинике у Князева, разослали на нее ориентировку по всем вокзалам, аэропортам и ГИБДД на выездах. Из Москвы она не выезжала.
