– Ты хочешь, чтобы провели расследование? – не поверил Егор.
– Да, но если это делать официально, они сразу узнают и спрячут все концы. Я хочу, чтобы профессионалы мне помогли вычислить всю их схему, всех, кто в этом участвует, а уж потом, с фактами, идти в милицию.
– Зачем тебе это? – возмутился Егор.
– Затем, что я хочу, чтобы мой ребенок рос спокойно и я не боялась, что в любой момент какая-нибудь сволочь решит, будто он идеальный донор, к тому же замечательно здоровый! И чтобы больше ни одна мать не обвиняла себя во всех смертных грехах, потому что упустила, проглядела болезнь ребенка, умирая тысячью смертей от непонимания и ужаса, как все это могло случиться!
Она так разозлилась, что была как натянутая струна и вызывала невольное уважение своей решимостью придушить тех, кто посмел угрожать здоровью и благополучию ее ребенка. В этом было нечто неистово прекрасное, первобытное, сильное, он зачаровался на какое-то мгновение этой силой ее материнского инстинкта. И тут же одернул себя – не хватало! С ума спрыгнул, что ли!
Резким движением Вика выдернула у него из-под рук документы, затолкала их в рюкзак, встала, закинула рюкзак на плечо и звенящим от ярости голосом спросила:
– Где находится твоя клиника и во сколько нам приехать?
– Куда ты собралась? – удивился Егор.
– На дачу моей подруги, там нас вряд ли найдут.
– И как ты собираешься туда добираться, еще нет и семи часов?
– У меня машина у подъезда.
– Ясно.
Он встал, подошел к ней, стянул с ее плеча рюкзак и протянул руку.
– Дай мне ключи от машины, я поставлю ее на стоянку, а ты иди спать.
– На какую стоянку? – не поняла Вика.
– У нас возле дома стоянка, ты не заметила?
– Нет.
У нее кончились силы, вот так вдруг, в одно мгновение, она даже не смогла спорить с ним.
«Ладно, и черт с тобой! Действительно, надо поспать, а потом я решу, что дальше!»
Егор поставил машину на стоянку и медленно прошелся по совершенно безлюдной улице, пытаясь разобраться в том, что она ему рассказала, и в том непонятном нагромождении чувств, эмоций, вызванных ее странным, неожиданным появлением. Вернувшись домой, он осторожно заглянул в гостевую спальню.
Ребенок спал в обнимку с игрушечным зайцем, облаченный в пижамку, скинув с себя одеяло во сне. Вика спала рядом. Присев на край кровати, она просто свалилась на бок, не успев ни раздеться, ни разуться, ни просто оторвать ноги от пола.
Егор подошел к кровати, постоял, порассматривал ее, спящую, какое-то время.
«Ну что, Вика Шалая, как тебя угораздило вляпаться непонятно во что и какого черта тебя принесло в мою жизнь?»
Он невесело усмехнулся своим мыслям, снял с нее обувь, стянул джинсы вместе с колготками, свитерок, но майку, которая обнаружилась под ним, снимать не стал, уложил ее ноги на кровать, накрыл их вместе с ребенком одеялом и тихо вышел из комнаты.
Подумав, все-таки налил себе граммов тридцать коньяку и выпил, достал из Викиного рюкзачка, который сам положил на диван, забрав у нее, историю болезни и белый конверт.
Нормальные люди спят по воскресеньям в такую рань, и желательно где-нибудь на даче. Он и собирался к друзьям на дачу, но в субботу его вызвали в клинику на срочную, внеплановую операцию. Операция оказалась сложной, долгой, и он просто поленился ехать. А ночью к нему ворвалась Вика Шалая, как черт своим хвостом перебаламутив тихий омут его жизни! Вот какого, спрашивается!
Ладно, разберемся. И он вернулся от непродуктивных вопросов к повторному изучению истории болезни и анализов мальчика Степана Шалого трех лет.
Егор любил свою работу! Очень любил.
Когда он оперировал, чувствовал что-то необъяснимое, некое измененное состояние сознания, в котором все вокруг исчезает и перестает иметь какое-либо значение. Остается только этот момент, твои знания, твои руки, и шаг за шагом ты продвигаешься вперед, продумывая, как в шахматах, каждое следующее действие. А потом совсем ненадолго приходит ощущение победы, даже не победы, наверное, это не так называется, нечто неуловимое, какой-то восторг, радость, сменяющаяся приятной, заслуженной усталостью. И всегда это происходит по-разному. Когда ты продумываешь план операции, описываешь и представляешь, что и как будешь делать, – это одно, а когда начинаешь оперировать, то очень часто получаешь сюрприз за сюрпризом, сталкиваешься с неожиданными осложнениями и каждый раз не знаешь, чего ожидать, разрезая пациента. Человеческий организм как шкатулка с сюрпризами – знаешь, что сейчас что-то выскочит, а вот что?
