Побег - страница 9
Князь и вместе с ним гости расхохотались.
— Завтра поеду, заберу девку и отправлю ее на выучку в Питер. Готов биться об заклад, года не пройдет, как выйдет из нее первостатейная актерка. Посмеюсь я тогда над Кулибиным.
Федосьюшка заметила, как во время представленья князь глядел на нее, слушал ее голос, но не пришло ей в голову, что за этим таится у князя какое-нибудь намеренье. Только тогда шевельнулась у нее в душе тревога, когда встретившая ее в коридоре Федотовна, всегда отличавшаяся болтливостью, показала ей золотую монетку и сказала:
— Князь приезжий дал. И к чему дал, не знаю. Про тебя спрашивал, умеешь ли плясать да петь…
— Вы что же сказали, тетенька? — спросила Федосьюшка с внезапно забившимся сердцем.
— Сказала, как есть, что все умеешь, только упрямишься, и духа твоего тарасовского никакими палками не выбьешь.
Федосьюшка, сама не отдавая себе отчета в причине своего волненья, бросилась искать брата. Нашла она его за домом, где Ефимка, беспечный как всегда, бренчал что-то на гитаре, подаренной ему барином за хорошее поведение.
— Что это, Федосья, как шальная бежишь? — спросил он.
Федосьюшка села рядом с ним на траву и вдруг заплакала.
— Да что ты, о чем, случилось что-нибудь?
— Ничего не случилось, а только боюсь я.
— Боишься — вот новости! Обидели тебя, что ли?
— Нет, Ефимка, только чувствую я, что замышляет этот князь что-то: он и Федотовну про меня спрашивал.
— Князь? Да что тебе князь? Мало ли к Кулибину гостей ездит.
— Ефимушка, узнай!
— Да что узнать-то, глупая?
— Заперлись они в комнате и о чем-то разговаривают, князь с нашим иродом. Узнай, Ефимушка.
Ефимушка пожал плечами.
— Да мне-то какое дело, что они там между собой брешут. Ты, Федосья, с ума спятила.
— Говорю тебе, про меня говорят.
— Да с чего ты взяла?
— Говорю тебе про меня, уж я знаю, чувствую.
Федосьюшка продолжала плакать, повторяя: «про меня, про меня». Для Ефимки было только одно на свете, что могло нарушить беспечное и веселое настроение, — это горе сестры. При виде ее слез в нем тоже пробудилась тревога. Он знал сестру она была не из тех, которые тревожатся попусту, уж, верно, она что-нибудь да приметила. Ефимка подумал.
— Ладно, постараюсь разузнать, в чем там дело?
Окна кабинета Антона Петровича приходились довольно низко над землей, так что Ефимке не стоило особого труда, потихоньку ступая, прокрасться так близко, чтобы услыхать беседу Кулибина с приезжим князем. Он стоял тут, выпучив глаза, схватившись руками за волосы, слушал и как будто не понимал того страшного преступного дела, которое веселые собеседники обсуждали так беспечно и легко. Как? Разлучить его с сестрой. С сестрой, с которой он вместе вырос, которая была единственным дорогим для него человеком. Продать Федосьюшку, как собаку, как вещь? Конечно, Ефимка знал, что в любой час хозяин мог распорядиться с каждым из них по собственному усмотрению, но, и зная, он как будто не верил в это. Его беспечный веселый нрав не принимал мысли о таком ужасном непоправимом несчастьи.
— Как же это, как же, — шептал ом помертвевшими губами, — да как же я без нее-то? А до его ушей доносился голос князя, говорившего равнодушно:
— Я в Питер ее отправлю, там у меня в хору как раз одного голоса недостает. Уж как-нибудь да заставим петь. У меня, знаете, с такими упрямыми расправа коротка. Я пощады не знаю.
Федосьюшка с трепетом ожидала возвращения брата. Она старалась самое себя успокоить: «И что это я за дура такая, отродясь со мной такого не бывало, никогда не боялась, а вот теперь забоялась чего-то. Да и Ефимку напугала».
Уже совсем сгустилась ночь, на траве блестела роса, помещичий дом один сиял освещенными окнами. Федосьюшка увидала, как вышла на крыльцо Федотовна, огляделась по сторонам и крикнула в темноту: «Федосья а Федосья, и куда же это девка запропала?»
Федосьюшкино сердце забилось: «И зачем я ей? Нет, — решила она, — подожду, как Ефимка вернется, что он скажет, а там и спать пойду. Пускай ругают, по крайней мере хоть успокоюсь».
Как бы в ответ на ее мысль Федотовна еще раз позвала ее:
— Федосья! Слышь, Федось… тебя барин кличет.
